Норман Хьюз - Месть волчицы

— А на болотах своих ты тоже бегал? Где ж ты там место нашел? Там, небось, и бегать-то негде.

— Почему же, — отозвался он невозмутимо, бросив на Рыжую Соню странный взгляд. — Бегать там можно, только очень быстро, чтобы в трясину не провалиться.

И как всегда, она не могла понять, шутит он или говорит серьезно.

С горки, перепрыгнуть канаву — ах, проклятье! — нога чуть не угодила в ловушку, словно каким-то недобрым духом сплетенную из упавших сучьев… Солнечные пятна кидаются в лицо, как невесомые бабочки, слепят глаза на мгновение, затем еще шаг, в тень, в полумрак, и опять солнечные бабочки… Запах хвои, острый, всепроникающий, от него щекочет нос, трудно дышать. Или она просто задыхается оттого, что отвыкла от продолжительных усилий? Впрочем, зрение свернуто в туннель, и разум сворачивается тоже, отсекая все ненужные мысли. Все мысли вообще. Бежать. Шаг, еще шаг, мимо деревьев, перепрыгнуть ручеек… Нога в уютном сапожке встает ровно, не соскользнув с камня, поросшего мокрым мхом…

Спина Стевара мелькает где-то впереди, на полотняной тунике сверху темное пятно от пота. Прежде они чаще бегали бок о бок, и даже умудрялись разговаривать на бегу. Точнее, говорил один только оборотень, Соня берегла дыхание, но он обладал поразительным даром не задыхаться никогда, и вел беседу спокойно, что-то рассказывал, сам спрашивал и сам себе же отвечал, при этом все прибавляя и прибавляя темп.

Но сейчас он бежит молча, бежит, словно пытается догнать кого-то. Или убежать… А Соня просто бежит. Досадливой мухой мелькает мысль, что неприятно выйдет, если давешние преследователи не повернули восвояси, опознав долину Логова, а затаились где-нибудь поблизости в засаде, и сейчас как раз злополучная воровка угодит к ним в руки. Машинально рука тянется к кинжалу в небольших ножнах на поясе. Но тревога напрасна. Она точно знает, что они ушли. Невесть почему, но Соня в этом уверена абсолютно.

Стевар сворачивает на знакомую тропинку. Солнце припекает все жарче, и воительница радуется знакомым местам. Тут недалеко до лесного озерца, где они обычно отдыхают, прежде чем уже спокойным шагом направиться обратно в Логово.

Бот и оно, наконец. Иссиня-зеленая гладь, не тревожимая ни единым дуновением ветерка. Сосны вокруг, коричневые валуны, точно сонные медведи, которые недавно вылезли из берлоги и ползут к водопою. Солнце россыпью золотистых брызг играет на воде, а совсем рядом, в ветвях, брызгами искрящегося звука разливается какая-то пичуга. Городской житель, Соня никогда не могла запомнить названия всех этих птиц…

К озеру она подходит, замедляя шаг, идет вдоль берега, чтобы отдышаться и придти в себя, затем с наслаждением падает в траву. Рядом, шумно отфыркиваясь, умывается Стевар, оборачивается к девушке.

— Давай живей, не разлеживайся.

Ей лениво не то что шевелиться, но даже поднять голову, чтобы ответить.

— Куда спешить-то? Без завтрака не останемся.

— А ты разве не знаешь? Ах, да, конечно, кто мог тебе сказать?.. Сегодня в полдень Разара собирает всю стаю во дворе Логова, что-то важное намечается. Сбор по третьему колоколу.

— А, — Соня небрежно машет рукой. — Обойдусь.

Неожиданно белесые брови сходятся на переносице, оборотень вперивает в нее сердитый взгляд голубых глаз.

— А ты что, какая-то особая, да? Думаешь, здесь все законы не про тебя писаны?

От изумления Соня даже забывает про усталость, приподнимается на локтях, и мгновенно солнце золотистой чешуей осыпается с кожи, и противный холодок пробегает по спине.

— Да что с тобой такое, парень? С каких это пор ты мне указываешь, для кого писаны законы Логова? Или стал теперь самым правоверным из волков?

Она одновременно смущена и раздосадована. Стевар всегда казался ей чем-то вроде тайного сообщника. Как нерадивые школяры, готовые в любой момент сбежать с занятий, они не то что-бы в открытую пренебрегали дисциплиной Логова, но по крайней мере всегда делили между собой тайную искорку неповиновения, эдакий крохотный очаг свободы для двоих, дававший иллюзию свободной воли. А теперь, что же теперь?

— Что молчишь, волк? С каких это пор волки ходят в узде?

— Не в узде, а в стае, — неожиданно твердо парирует северянин. Красные пятна вновь заползают на щеки, должно быть, от волнения. Но губы сжаты твердо, и, судя по всему, он, в самом деле, думает то, что говорит. — В стае должны быть законы, должна быть дисциплина. Если ты не бежишь со всеми, ты отстанешь.

Несколько мгновений Соня размышляет. Затем: