Илайа Николс - Паруса смерти

— Слу-ушай! — Голос звучал глухо, будто кричавшему пытались заткнуть рот подушкой. Перед рассветом туман сгустился настолько, что пламя факелов поникло. Они почти ничего не освещали, лишь заставляя туман опалово светиться. Время от времени в этом свечении вспыхивали и тут же гасли маленькие разноцветные радуги. О палубу то и дело ударялись капли, это стекала вниз влага, осевшая на парусах и канатах. Настоящему моряку всегда тревожно в тумане, если, конечно, он не последний дурак. Капитан Реф дураком вовсе не был и потому принял все меры, чтобы избежать возможных опасностей. Паруса убрали, и корабль дрейфовал, почти не двигаясь с места, ожидая, пока наступит утро. Четыре матроса были посланы наблюдателями на нос, корму и оба борта «Шалуньи», большой купеческий караки, шедшей из Мессантии в Кордаву с грузом вин, тканей, изделий из железа, а также двумя дюжинами пассажиров. Наблюдатели надеялись главным образом на слух, а не на зрение, почти бесполезное в этой густой, молочно-белой пелене.

— Слу-ушай! — снова выкрикнул капитан, и четыре голоса вразнобой отозвались ему:

— Слушаю!

В этих местах действительно не мешало держать ухо востро: по правому борту где-то совсем недалеко прятались во тьме Барахские острова: место, которое издавна облюбовали для своей стоянки пираты, бороздившие Западное море на узких, быстроходных галерах. Может, лучше погасить факелы? Капитан Реф оглянулся на корму. Пожалуй, в этом нет необходимости: до кормовой надстройки десятка два шагов, не больше, а их свет, поглощенный туманом, почти не виден. Капитан подошел к борту, облокотился на ограждение, сплюнул в волны, невидимо разбивавшиеся о доски обшивки. Когда он наклонил голову, с капюшона накидки на руки упало несколько капель влаги: ткань отсырела в эту холодную и туманную ночь. Осень, подумал капитан. Скоро начнет штормить. Вернусь в Мессантию и поставлю «Шалунью» в док до весны. Надо почистить днище от водорослей, проверить обшивку. Наверняка часть ее придется поменять: корабль уже не такой новый. Капитан принялся высчитывать, во сколько может обойтись ремонт корпуса и к кому из подрядчиков выгоднее обратиться. Внезапно раздался оклик матроса, наблюдавшего за правым бортом:

— Э-хой, слышу весла!

Капитан направился к вахтенному. Теперь он и сам услышал протяжный скрип уключин, мерный плеск многочисленных весел, шипение воды, разрезаемой носом чужого корабля. Уходить не имело смысла, сейчас самым важным было избежать столкновения, крушения, гибели…

— Эй, отворачивай! Бери влево! Отворачивай! — заорал капитан что было сил. Из туманной тьмы донесся стук весел — их вынимали из воды и укладывали вдоль борта, но на оклик так никто и не ответил. А в следующий момент капитан и дозорные увидели, как темнота возле правого борта стала сгущаться, принимая очертания гигантской головы, увенчанной гребнем. Чудовищная зубастая пасть, глаза, блестящие, точно осколки зеркал… Митра благодатный, да это же просто носовое украшение корабля! Но это кто угодно, только не бараханцы… Драконья морда беззвучно и медленно двигалась вдоль самого борта «Шалуньи». Казалось, она презрительно косится на растерянных и испуганных мессантийцев с высоты в полтора человеческих роста. Голова дракона слегка покачивалась в такт плеску волн. Напрягая зрение, капитан различил низкий, локтя на полтора ниже, чем у «Шалуньи», борт, какие-то округлые предметы, расположенные вдоль него, точно драконья чешуя. Щиты? А туман возле чужого борта уже сгущался во что-то высокое, темное, причудливой формы. Мачта? Нет, форма другая. Вдруг капитан в ужасе подался назад: в свете факела он разглядел грозно воздетую над ними когтистую лапу. Лапа была исполинских размеров, вполне под стать драконьей голове. Раздался глухой звук, точно топором ударили по канату, лапа качнулась и устремилась вниз, к палубе «Шалуньи».

— А-а-а! — раздался крик кого-то из вахтенных, а мигом позже железные когти с оглушительным грохотом опустились на палубу, пробивая ее насквозь, разбрасывая вокруг обломки досок.

Капитана отшвырнуло к мачте. Падая, он сломал себе шею и уже не увидел, как на палубу его корабля ворвались яростно ревущие коренастые фигуры в рогатых шлемах, в кольчугах поверх кожаных и меховых одеяний, с короткими, тяжелыми мечами в руках.

— Ваниры! — истошный вопль кого-то из матросов тут же потонул в хриплом реве нападающих, в звуках глухих ударов, в топоте ног и тяжелом свистящем дыхании…