Джек Коннел - Паруса заката

(«Северо-Запад», 1999, том 3 «Кулл и клинки Лемурии»)

Через залитый солнцем луг, высоко закидывая увенчанную рогами голову, мчался молодой олень. Его темные глаза были круглы от ужаса, на губах выступила кровавая пена. Тигриный рык гнал его сквозь чащу, олень летел над травой, торопясь пересечь открытое место. Он уже нырнул под спасительную сень огромных деревьев, как перед ним метнулась быстрая тень. Лезвие кремниевого ножа и бронзовые от загара пальцы, сжимавшие рукоять, — вот все, что успел увидеть олень перед смертью. Одновременно с ударом человека из зарослей вылетел огромный тигр. Его прыжок довершил охоту — олень, уже осевший на задние ноги, упал на траву со сломанной шеей. Юноша выпрямился во весь рост, откинул длинные черные волосы и рассмеялся. Тигр ответил недовольным ворчанием. Не дожидаясь своего товарища, он улегся возле добычи и принялся деловито рвать ее на куски. Юноша с бронзовой кожей пристроился рядом и, ловко орудуя ножом, срезал большой кусок мяса с оленьей ноги. Оставив большую часть добычи старшему, он исчез среди деревьев. Крупные хищники предпочитают есть в одиночестве.

Миновав заросли невысоких густых деревьев, юноша легко взобрался по склону горы и только у самой ее вершины присел отдохнуть. Солнце уже садилось, и он мог смотреть на него не щурясь, блаженно растянувшись на плоском прохладном камне. Сейчас он немного отдохнет, а затем разведет костер и зажарит добытое сегодня мясо… Как прекрасна эта вольная жизнь среди дикой природы, среди грозных хищников, которые относятся к нему как к равному!

Но почему же солнце так неумолимо слепит глаза? Кулл зажмурился и, закрыв лицо рукой, повернулся на бок, с удивлением почувствовав, что камень под ним превратился во что-то мягкое. Он открыл глаза. И застонал, мгновенно поняв, что это был всего лишь сон. Как счастлив он был еще мгновение назад, свободным юношей бегая наперегонки с тиграми! И как несчастен теперь, проснувшись королем Валузии, связанным по рукам и ногам скучными государственными обязанностями и бременем неотложных государственных дел.

Вздохнув, Кулл поднялся с кровати и подошел к окну. Он привык просыпаться с первыми лучами солнца, но сейчас его почему-то не радовало начало нового дня, как не радовало и само солнце, безжалостно прервавшее его удивительный, прекрасный сон…

В последнее время Валузия жила спокойно и уже начала забывать, что такое войны и междоусобные распри. Совершив несколько удачных военных походов, Кулл продемонстрировал боевую мощь Валузии и вселил в сердца ее извечных врагов такой страх, что вот уже много лун валузийские мечи мирно дремали в ножнах. Король же, воспринимавший это затишье как праздность, начал скучать и томиться размышлениями о прошлом и настоящем. Верный друг Брул не раз заставал его сидящим в одиночестве в своих покоях или в дальнем уголке сада и погруженным в раздумья так глубоко, что это не на шутку тревожило пикта. Советник Ту тоже не раз с беспокойством поглядывал на короля, но, разумеется, ни о чем не спрашивал — он хорошо успел узнать характер Кулла, неизменно страдавшего от отсутствия настоящего дела. Светские приемы и дворцовая суета претили королю Валузии, а по-настоящему счастливым он бывал лишь верхом на горячем боевом скакуне, когда летел в гущу врагов, сжимая в руке огромный, сияющий на солнце меч.

Скользнув равнодушным взглядом по ярким цветникам, Кулл отошел от окна и, одевшись, вышел из покоев. Кивнув Алым Стражам, при виде его вытянувшимся у дверей, он неторопливо двинулся по коридору, рассеянно отвечая на поклоны встречных. Король еще не знал, с чего начнет новый день, но это его совсем не волновало. Ему было решительно все равно — позавтракать ли в обществе Брула, перекинувшись с ним несколькими фразами, или сначала прогуляться в одиночестве по саду. Он знал, что этот день будет таким же, как и предыдущий, — светские приемы, пустые разговоры, а за всем этим — тайная надежда наконец услышать что-то такое, от чего сладко заныло бы сердце, а в крови вспыхнул бы неукротимый огонь.

Погрузившись в размышления о только что увиденном сне, всколыхнувшем в душе воспоминания о далеких днях юности, Кулл не заметил, как вышел в сад и медленно побрел по дорожке меж ровных живых стен аккуратно подстриженных кустарников. Впечатление от сна было таким сильным, что он не видел перед собой ни дорожки, посыпанной золотистым песком, ни причудливой формы цветочных клумб, ни деревьев, под которыми так часто любил сидеть, — перед его мысленным взором стояли горы родной Атлантиды, ее непроходимые чащи, где юношей он жил среди диких зверей, ее зеленые равнины с бессчетными стадами оленей, на которых он охотился вместе с братьями-тиграми.