Роберт Говард - Народ тени

Я шагнул еще ближе… и увидел отвратительную харю, таращившуюся на меня из-под поверхности воды. Молниеносное движение — и мой меч устремился к врагу. В самую пору, чтобы парировать удар копья, направленный в мое сердце. Вода взбурлила, и из озера выскочил дикарь с дротиком за поясом и дыхательной трубкой в обезьяньей руке. Теперь я знаю, почему так много римлян гибнет по берегам озер.

Я отбросил щит и все лишнее — все, кроме меча, кинжала и панциря. Я чувствовал, как растет, вздымается волной во мне злость. Я остался в одиночестве. Один во вражеской стране, среди дикарей, жаждущих моей крови! Клянусь Тором и Вотаном, я проучу их! Я им покажу, как уходит на тот свет норманн! С каждой секундой с меня сползала шелуха цивилизованности, все меньше оставалось во мне от римлянина, представителя древней цивилизации, высокой культуры, все сильнее давали о себе знать примитивные инстинкты, жажда крови.

Меня охватил гнев, подзуживаемый типично норманнским презрением к врагу. Я чувствовал себя прекрасно и был готов к любым неожиданностям. Тор видел, как я сражался до сих пор, и знает, что во мне жива еще душа норманна, воинственного викинга, более глубокая и таинственная, чем бездонные пропасти Северного Моря. Я перестал быть римлянином, я снова был норманном, рыжебородым варваром, я шел по вереску уверенно, как дома. Кто такие эти пикты? Недоразвитые карлики, чье племя уже вымирает. Откуда во мне бралась такая бешеная ненависть? А чему тут удивляться. Чем больше поддавался я инстинктам, тем сильнее горел во мне огонь нетерпимости. Была еще одна причина, о которой я тогда даже не догадывался. Пикты были людьми совершенно иной эпохи. Кельты и норманны вытеснили их, надвинувшись с севера. Где-то глубоко в моем подсознании хранились воспоминания о многолетних жестоких войнах. К этому следует добавить все те ужасные истории, что рассказывают о пиктах. Я видел их кромлехи, разбросанные по всей Британии, видел огромную стену, воздвигнутую около Кориниума. Я знал, что кельтские друиды люто их ненавидят. Но и они не в состоянии были объяснить, ни каким образом были построены эти гигантские сооружения, ни зачем это было сделано. Ответ напрашивается единственный: колдовство. Более того, пикты считают себя избранным народом, что лишь подхлестывает сплетни.

Я снова думал о том, с какой, собственно, целью отправлены были в эту самоубийственную экспедицию пять сотен легионеров. Одни говорили, что нас послали схватить некоего пиктского жреца. Другие считали, что главная задача — найти их главаря — Брана Мак Морна. Никто из нас, однако, ничего не знал точно. Разве что наш командир знал цель экспедиции, но он давно уже грызет землю.

Я хотел бы встретиться с Браном Мак Морном. Говорят, ему нет равных в бою — как один на один, так и в строю. До сих пор среди пиктов я не видел никого похожего на такого вождя. Хотя они явно спаяны были жесткой дисциплиной. «Быть может, мне повезет, — думал я, — и он не откажется скрестить со мной меч».

Я больше не крался тайком. Хватит! Ускорив шаг, я громко запел старинную кельтскую песню, отбивая ритм рукояткой меча по щиту. Где вы, пикты? Я встречу вас как подобает воину.

Я прошел так несколько миль и наткнулся на них наконец за небольшим холмом. Если они рассчитывали, что я, увидев несколько сотен воинов, брошусь наутек, то очень ошибались. Я направился к ним, не замедляя шага, с той же песней на устах. Один из них, набычившись, бросился на меня, но наскочил на меч, разваливший его чуть ли не пополам. Следующий замахнулся копьем, но я отбил его в сторону, и пикт свалился наземь с огромной дырой в животе. Затем ко мне подскочили сразу несколько дикарей. Одним могучим ударом я очистил пространство вокруг себя и стал спиной к скале. Меч работал теперь просто замечательно — ни один удар не пропадал даром. Один из пиктов хотел ударить снизу — ох, хитрец! — но его сабля скользнула по моему панцирю, а уж я-то не промахнулся. Они стаей кружили вокруг, но никак не могли достать меня своими коротенькими саблями. Те, что пытались подобраться поближе, тут же лишались головы. Но вот меня заставили увернуться от копья и, прежде чем я успел выпрямиться, чья-то сабля рассекла мое правое предплечье. Вторая ударила по шлему. Я пошатнулся и махнул мечом наобум, но в тот же миг в мою правую руку вонзилось копье. Я упал, но снова поднялся, мощным ударом разметав врагов. Я чувствовал, как вместе с кровью покидают меня силы. Взревев, словно лев, я рванулся вперед, нанося удары налево и направо, полагаясь лишь на панцирь, если говорить о защите. Я падал, но снова поднимался, моя правая рука болталась беспомощно, и я сжимал рукоять меча левой ладонью. Но вот я упал и снова подняться уже не смог.