Владимир Яценко - Ржавая Хонда (сборник)

– В каком смысле?

– О каком ребёнке ты говоришь?

– У меня пока только один ребёнок, – приходя в себя, заметил Максим.

– Вот именно что «пока», – мягко возразила Симона. – Но кроме дочери будет ещё сын. О ком из них речь?

«Ведьма! – подумал Максим. – Тут она меня, конечно, подловила».

– Пусть оба никогда не болеют.

– Нет. Ты ясно сказал «ребёнок». В единственном числе. Теперь просто уточни, и дело сделано.

– Дочь, – неохотно ответил Максим. – Но это несправедливо.

– Откуда же взяться справедливости, если человек человеку – людоед?

– Так это же я так… к слову.

– Какие слова пользуем, в таком мире и живём.

– В таком случае двадцатки пусть будут долларами, – мстительно нашёлся Максим, – И поновее, чтоб, значит, не очень мятыми. И вот ещё третье желание, хочу, чтоб у меня всё было и мне за это ничего не было.

– А вот это не пойдёт.

– Это почему же?

– Потому что это уже четвёртое желание, а ты согласился на три. – Максим открыл было рот, но она не дала ему возможности возразить: – И вот ещё что, для меня это важно, ты же любишь свою дочь?

– Больше жизни!

– Но делаешь ей уколы…

– Так ведь лечение… – Максим немного растерялся. – Доктор прописал.

– А ты ей это можешь объяснить?

– Нет, конечно.

– Вот так и Отец наш Небесный, – она тяжело вздохнула. – В лепёшку расшибается для вас, дураков, а вы только поносите да поминаете, когда гром гремит…

И вдруг она пропала, исчезла. Ощущения показались странными: вроде как и сидел кто-то рядом, что-то говорил, отвечал, спрашивал, но ушёл не потому, что вышел, а потому, что кто-то проснулся. И этот «кто-то» необязательно был Максимом.

Он убрал ногу с газа и перешёл на нейтралку. Потом вспомнил, что находится на льду и остановка чревата самыми тяжёлыми последствиями, чертыхнулся и вновь поставил на вторую передачу. До хруста в позвонках крутил головой, пытаясь хоть как-то определиться, куда ехать.

К его неимоверному облегчению, где-то далеко тускло полыхнуло светом, потом ещё раз, и ещё. Максим уверенно правил на зарницу.

Освоившись с движением, щёлкнул выключателем над зеркалом. На этот раз удачно: фонарь зажёгся. В его свете он сразу увидел мятую бумажку на торпеде, напротив пассажирского места. Дотянулся, поднёс ближе к лампе.

– Так это же рубль! – закричал Максим. – Мы на три договаривались!

– Не жадничай, – пахнув холодом, прошелестел голос Симоны. – Теперь-то какая разница?

Максим покачал головой и сунул мятый рубль к его неряшливым братьям в кармане. «Ссориться с пассажирами – дурное дело, – подумал он. – Что-то заплатили, и на том спасибо. Тем и живу…»

Через минуту он выехал к мигающей оранжевым и фиолетовым патрульной машине. Полицейский выключил прожектор, подбежал к двери и распахнул её:

– Ты, наверное, охренел, парень? Или пьяный? А я-то слушаю, какой идиот круги по льду мотает…

– Ты это, извини, командир, – тускло сказал Максим. – Мне очень нужно. Укол дочери. Вот возьми…

Он наугад выудил из кармана бумажку поновее и протянул её инспектору.

Тот присмотрелся и неожиданно отступил в сторону, захлопнул дверь.

– Спасибо! – крикнул Максим в окно и поспешил тронуться с места. – Спасибо вам большое!

Перед дверью квартиры Максим на минуту замешкался искал ключ в бумажнике: не хотел трезвонить, будить. Прошёл в прихожую, прикрыл входную дверь и, не зажигая света, присел на широкую тумбочку для обуви.

Сильно болел безымянный палец правой руки: зашиб только что, минуту назад, в неудачном падении рядом с подъездом.

Скользко.

Он левой рукой плотно обхватил повреждённый сустав, прижал к животу, наклонился и сильно сдавил.

Больно.

Здоровой рукой вытащил из карманов выручку, сложил кучками рядом, потом, на ощупь, развязал шнурки, освободился от обуви и принялся старательно разминать пальцы на ногах, прямо через шерстяные, с толстым ворсом носки. Прислушался: к навязчивому шуму в ушах примешивалась уверенная дробь капель, падающих в мойку из неисправного крана. «Вторую неделю обещаю хозяйке починить, – с раскаянием подумал Максим, – Может, сегодня?»

Но он знал, что сегодня у него не будет ни времени, ни сил для домашней работы. И завтра наверняка тоже.

«Пятница! – сказал он себе. – Я всё сделаю в пятницу».

Вспыхнул свет. На пороге комнаты стояла заспанная Татьяна.

– Почему в темноте? – спросила она и, поправив поясок на халате, протиснулась мимо Максима на кухню. – Я тебе с вечера оладьи приготовила, поешь?