Людмила Потапчук - Та, которая шкаф

Максимум у Ноны Петросовны был необъятный. На Шуриных глазах в эстрадную студию приходили те, кто не удержался в музыкальной школе и решил «просто попеть»; через два-три занятия такие обычно говорили «ну нафиг» и уходили «из этого дурдома». У Ноны Петросовны «просто попеть» было нельзя. Она терзала своих вагантов нотной грамотой, изнуряла вокальным мастерством, учила играть на гитаре акустической и гитаре электронной, сажала за фортепиано, рассказывала биографии композиторов, давала слушать классику и взрывалась бешеным гейзером, если кто-то путал Бетховена с Брамсом. Декламировала им стихи. Водила ребят на концерты музыкантов, заезжавших из больших городов в их маленький, но гостеприимный дом культуры. Возила на электричке в картинную галерею и проводила там пламенные экскурсии. Казалось, она знает и умеет вообще все – и намерена впихивать эти знания и умения в своих студийцев, пока они не лопнут.

«Делает из нас возрожденческих возрожденцев», – шутил Денис Хайруллин, студийный саксофонист.

Много кто бежал от Ноны Петросовны. Либо в никуда, либо в «Лучики» – кружок пения все в том же центре детского творчества. «Лучики» вела вялая Юльборисовна. «Лучики» были как раз для «просто попеть». Пели, правда, в «Лучиках» такие песни, про которые Шурина бабушка после одного отчетного концерта сказала вполголоса Шуриной маме, что они у нее вот уже пятьдесят лет как сидят в печенках. Нона Петросовна в своем «Ваганте» песен из бабушкиных печенок не признавала. Те, кто от нее не убежал, устраивали на сцене, как она сама выражалась, трэш и угар.

Те, кто от нее не убежал, ее обожали. И Шура тоже.

Учебный год тогда только начался, но план выступлений «Ваганта» на ближайшее время у Ноны Петросовны был уже готов. Первое – в День города – на сцене парка культуры и отдыха, благо будет еще тепло. Потом – на День учителя – в самом центре детского творчества. И самое прикольное – в местной художественной школе на Хэллоуин.

– С этими, из художки, уже договорилась! – звенела Нона Петросовна, аккомпанируя себе кольчатыми браслетами. – У них как раз будет выставка тематических рисунков. И тут мы как придем, как выступим! Заодно все и перезнакомимся.

– А разве Хэллоуин – не бесовский праздник? – неловко спросила клавишница Алена Голованова. – У нас в школе говорили…

– Ерунду у вас в школе говорили! – всполыхнулась Нона Петросовна. – Чем им там, в вашей школе, не угодил канун Дня всех святых? Кельты им там мне нравятся? Чужие культуры им там не нравятся? Бесовский! Это всё, – Нона Петросовна вскинула в потолок окольцованный серебром палец, – от недостатка знаний и от ксенофобии. Свои Святки вон праздновать не умеют, так и чужой Хэллоуин не хотят. Кстати, Святки! Вот уж хоррор так хоррор. Давайте и на Святки где-нибудь выступим! Я договорюсь.

– Какие Святки? – азартно спросил гитарист Владик Ненашев. – Какой-такой хоррор?

– О боги, о земля! – вскричала Нона Петросовна. – И это мои дети! Чужое веселье вам, значит, ругают, а о своем не рассказывают? Так, чтобы через неделю все мне прочли Гоголя, «Ночь перед рождеством». Буду спрашивать.

«Ночь перед Рождеством» Шура проглотила за два вечера. Две ночи ей снились летающие вареники в сметане, летающие кузнецы на чертях и развеселые толпы колядующих. В выходные они с бабушкой посмотрели старый-престарый фильм, в котором Оксана была какая-то глупая, а кузнец Вакула щеголял с дурацкой стрижкой, но зато так здорово пели, что Шура четыре раза перематывала назад сцену с колядованием, пока бабушка не взбунтовалась и не потребовала смотреть нормально дальше.

Шура поклялась самой себе, что убедит Нону Петросовну выучить к святкам именно эту колядку, из фильма – можно же ее где-то достать, есть же она где-то, такая волшебная. Но оказалось, что, во-первых, в бесчисленных пухлых папках у Ноны Петросовны этих самых колядок – целое бурлящее волнующее море, и одна другой красочнее и чудеснее. А во-вторых…

– Я для Хэллоуина сочинила стихи, – как бы извиняясь сказала вокалистка Аня Туманова. Она всегда так говорила – будто просила прощения. – Нона Петросовна, может, я их на том выступлении прочитаю?

Шура так и вытаращилась на Аню, и все вытаращились.

– Ну показывай, – велела Нона Петросовна. – Интересно.

Шура ожидала от этих стихов чего-то жуткого и страшного, про монстров и горящие тыквы. Или чего-то ржачного – про тех же монстров с тыквами. А стихи, которые, глядя в бумажку, прочитала Аня, были тихие, как сама Аня, немножко непонятные, как почти все стихи, и какие-то, если честно, не очень хэллоуинские. И все равно такие… вообще умереть, вот какие.