Кирилл Манаков: Игры Мастеров. Мастер стратегии

Я кивнул. Все верно. Убийца не может ослушаться Владетеля. Это не зависит от собственного желания или нежелания. Следовать Слову – также естественно, как, например, дышать, есть, пить. Такими Убийц делает Башня.

– Убийца в совершенстве владеет искусством лицедейства. Он не притворяется другим человеком – он им становится! Но в душе жалкого переписчика дремлет Убийца! Он думает, что обрел покой… Но что делать, если Владетелю снова понадобился Убийца, тот самый, которому он Словом даровал свободу? Приказать ему нельзя, приказ исполнен не будет. Тогда Владетель призывает из Башен лучших Мастеров. И те сообщают, что Убийца может выполнить любое повеление, если только сам этого захочет. Искренне и глубоко. Это правда? – вдруг резко спросил он, прервав плавное повествование.

Я снова кивнул, соглашаясь. Башня делает из человека не просто непобедимого воина. Главное оружие Убийцы – это умение, подобно искусному охотнику, выследить добычу, даже если она забилась в самый темный уголок преисподней. Убийца чувствует жертву, он сливается с ней, начинает видеть мир ее глазами, думать, как она. А разве можно укрыться от себя? Но умение это не просыпается само по себе. Нужно повеление Владетеля, указующего на подлежащего наказанию недруга. Или глубокое, даже запредельное желание чьей-либо смерти. Мне трудно представить, кого может так ненавидеть Убийца, по своей воле выходящий на охоту. Без этого он похож на искусного стрелка, попавшего в полную темноту и не видящего своей цели. Посланник не может этого не знать…

– Я все знаю, – сказал Посланник, словно услышав мои мысли, – ты должен сам захотеть выполнить повеление. Очень захотеть.

– И как же я это сделаю?

– Вот за этим-то я здесь. Мы поможем тебе.

Ох, что-то не нравятся мне нотки, зазвучавшие в его голосе. Он все больше и больше становится похожим на Владетеля, и, признаться, ничего хорошего я от этого не ждал. Посланник бросил на меня короткий взгляд:

– Слово Владетеля касалось только тебя. Ты заслужил его. А сейчас он желает призвать в Башню твоего сына. Бедняга экзекутор просто выполнял верховную волю.

У меня перехватило дыхание. Я прекрасно владею собой, и умею скрывать внешние проявления эмоций. Но можно поклясться, что этот проклятый Посланник точно знал, какая буря поднялась у меня в душе.

Он наслаждался ситуацией. Так же, как это делал бы Владетель.

– Надеюсь, теперь тебе все ясно?

– Ясно, – прошептал я.

– А чтобы между нами не было недопонимания, я повторю. Слушай, Убийца: Владетель забирает твоего ребенка. Он войдет в Башню Убийц. Твоя жена обвиняется в сообщничестве убийства экзекутора и отправляется в Багровые горы. Навсегда. Ты понял меня?

Я был не в силах проронить ни слова.

Ты понял меня, Убийца? – повысил голос Посланник.

– Да…

– Понял?!

– Да!

– Очень хорошо! – Посланник улыбнулся, приняв вид доброго гостя. – Видишь, как все просто! Пора прощаться с гере Рюмпелем и заняться настоящей работой… впрочем, лет через пять с ним все равно что-то придется делать – не может обычный человек так долго оставаться молодым, верно?

Я промолчал. Правда, мне приходилось задумываться о будущем, хотя я старался гнать от себя эти мысли. Башня, помимо всего прочего, дает еще один дар – молодость. Вечную ли – никто не знает, некому было проверить. Рано или поздно придется принимать решение… но сейчас я живу одним днем и готов защищать свой мир!

Посланник внимательно следил за мной, словно старался прочитать мысли. Он снова улыбнулся и сказал отеческим тоном, как будто хотел дать совет сыну:

– Ты же понимаешь, что судьба жены и ребенка теперь только в твоих руках. Тебе просто надо очень захотеть найти и убить одного человека.

Когда Марта вернулась, Посланник уже ушел. А я сидел за столом и пил кофе. Жена поставила корзину на пол и вопросительно посмотрела на меня. Пришлось объяснять, что гость заспешил на важную встречу. И выслушать в ответ то, что обычно предназначается мужьям, заставляющих понапрасну бегать на рынок своих добропорядочных жен. Она не догадывалась, что звуки ее голоса были для меня сладчайшей музыкой. Конечно же, я полностью признал свою несостоятельность как хозяина дома, выстоял с непокрытой головой под градом упреков, и, наконец, униженно молил о прощении. Получив оное, я собрался с духом, и сообщил, что должен по неотложным делам службы отъехать в Столицу. Марта сразу перестала сердиться и захлопотала, собирая дорожную сумку.