Влад Потёмкин - В гостях у императорской четы

Валентиниан Плацид следовал за матерью, а замыкало шествие – Юста Грата вела за руку маленькую Лицинию. Строй низко наклонившихся голов придворных и гостей продолжал провожать их взглядом.

Тосты звучали один за другим:

– За императора!!

– За императорскую семью!!!

– За процветающую Византию!!!

Правило римских пиров: «Либо пей! Либо уходи!!»

Чтобы выглядеть пристойно присутствующие разбавляли вино водой. Всеобщая веселость не была маской. Гости, кроме, того как – пощеголять и представить себя в респектабельном виде – пришли еще, и праздновать… и отдыхать – это и было залогом энтузиазма – их не надо было веселить.

Большинство собравшихся знали толк в винах, картинах, архитектуре, драгоценностях и еде, поэтому императорские балы представляли собой – не сборище дилетантов, а представляли, вполне просвещенную и эрудированную компанию людей, знающих толк в искусстве но, даже отдыхая, они не забывали о своем благосостоянии.

Хальв вина водой не разбавлял, и предпочитал пить до дна, а вместо закуски занюхивал рукавом – в лучшем случае, чем-нибудь – солёненьким.

– Есть?? Зачем есть?.. – рассуждал конунг, – поесть я и дома могу, а вот такого вкусного вина – я уже вряд ли попью??

Бутылки, перед его глазами, ходили взад и вперёд, окорока летали, а мысли плясали.

Хальв вновь подошел к столу – за очередной добавкой.

– Подать чарку?.. – спросил виночерпий.

– Не против…

– Налить? – предложил тот же голос.

– А как же?!!

– Разбавить?

– Не надо!.. – отрезал конунг. – Спасибо приятель!.. – и он, тут же – одним махом, выпил.

Зная, что емкость пьющего, по римским законам не должна пустовать, тот же голос предложил:

– Добавить?

– Ага…

– Вам может быть с верхом?

– Может… – Хальв выпив, через какое то время, начинал пьянеть и погружаться в сон.

Конунг на протяжении всего праздника жил по курсу – быстро захмелев, он начинал медленно говорить и после небольшой добавки – отключался и мирно спал. Проснувшись, он не понимал: «Где он?..» Но сообразив, подзывал к себе, пробегающего мимо раба с подносом. Осушив несколько кубков, он начинал вновь пьянеть… что-то лепетать и уходил в очередную отключку.

Локки, увидев захмелевшего Хальва, решил к нему подойти.

– Заливаешь?..

– А то… – не внятно ответил Ирвинг.

– Уже опять, мямлишь? Не успел проснуться и уже готов??

Конунг отчетливо слышал вопрос и даже понимал его суть, но он, тут же, забыл его. Он осознавал, что его речь вышла из повиновения – это расстраивало его, однако он тотчас забыл и об этом и, обреченно склонив голову, уткнулся в свое предплечье и заснул.

Двое господ, не обращая ни какого внимания на странных приятелей, сыпали друг другу пошлые шуточки и анекдоты.

– А знаешь, какая разница между бутылочкой и милочкой?

– Догадываясь, но – всё же?

– Лишь в том, что одну затыкают пробочкой, а другую живчиком… – они весело захохотали, закусывая свои остроты куропаткой.

– А я смотрю, ты, всё также остаёшься верен излюбленному направлению в своей жизни – «по глубже завинтить живчика?»

Они опять дружно и весело засмеялись.

К ним, поздоровавшись, подошел человек в военном обличии.

– Аспар! – обратился к нему знаток пробочек, он держал в руке – теперь уже рябчика и вертел бедром пернатого направо и налево полный восторга. Бедро маленького рябчика больше походило на птенчика.

– Да, Апполоний, – согласился с его очередной шуткой Аспар, при этом широко улыбался.

– Удивительная вещь, – продолжал Апполоний Луций, махая бедром крылатого. – Птичка то – всего ничего, а вкусная!!! Максимильян, так звали, второго знатока и любителя анекдотов поддержал приятеля. И они теперь втроем – не сговариваясь, дружно захохотали.

Луций был настолько любезен и обходителен, что отказать ему в чём-то было просто не возможно. Поэтому, он считал лишним – держать дома стол, а предпочитал ходить по гостям и кормиться на стороне. Да, он и сам – очень любил ходить по гостям, и ни какие засовы не могли устоять, когда он включал свое красноречие – в народе его звали – «ВЗЛОМЩИК». Покидая хлебосольных хозяев, он хорошо подпитый и досыта наевшийся, чихвостил почём зря радушных господ. Величая их, тиранами и поработителями его свободы, не дающие ему возможности – держать свой стол и слёзно просил и даже умолял их – не поступать с ним – так больше ни когда и не затаскивать, его к себе насильственно в гости!

– Максимильян, а ты – все также, предпочитаешь обедать в половину, – спросил Аполлоний, как бы, между прочим. Максимильян, зная – его страсть к гостям ответил: