Елизавета Трубникова: Чёрный огонь мадам Рокто

Посвящается композитору Павлу Морозову, который поверил в эту историю и написал оперу, чтобы мечта Роберто сбылась! А также и моему мужу, который сумел убедить меня в часы отчаяния, что я всё-таки – писатель, а не работник душных конторок. Отдельное спасибо моему внимательному секретарю, который терпеливо переносил в компьютер главу за главой этой книги. Примечательно, что эти трое – один и тот же человек. И я бесконечно благодарна за любовь, поддержку и понимание – не так-то просто убедить в чём-то писателя. Особенно если это – любимая и любящая жена.

– Только заклинаю вас, голубчик, не считайте, ради Бога, не считайте неприметную тихую даму – за ведьму! – статная женщина средних лет, с весьма яркой внешностью, и, к тому же, нарядно одетая, ещё больше вытянулась, демонстрируя несомненный рекорд среди чемпионок женского пола по высокому росту. – Судачат всякое, мда. Но не всех же лягушек в этом затхлом городишке слушать вашим уважаемым ушам.

– Что вы, что вы! И в мыслях не было принимать вас – красавицу, женщину редкого обаяния, истинную аристократку – за ведьму.

Неуклюжий господин с коротенькими ножками согнулся в поклоне. Чем немало рассмешил и вправду красивую, ухоженную даму. С тонкими чертами лица и гипнотическими зелёными глазами, похожими на изумруды. Однако она поспешила спрятать насмешку за маской фальшивой любезности.

– Извольте же поскорее откушать лучших эклеров в Иль-Даджио! – Эрнесто Бецатти завозился с ключами, гремя огромной связкой, на большом старинном медном кольце.

– Эклеры – фи! Какая гадость!

– Что вы сказали, дорогая?

– Я говорю, с превеликим удовольствием откушаю! Но только мне уже пора быть в приюте Ильи де Рокто – моей сестрицы. Быть может, для сироток, вы выделите коробку ваших чудесных пирожных?

– И печеньев в придачу! – весело насвистывая, добрый малый Эрнесто, уже укладывал аппетитные эклеры и печенья в красивые коробки. Бережно, с любовью, подписывая каждую. – Готово! Позвольте сообщить вам, любезная мадам Рокто, что уже в пять утра, все мои товары достают горячими из печей и доставляют прямиком сюда. После чего я лично, каждое утро, и, клянусь вам – никаких исключений, открываю лавку и сам продаю ребятишкам свежую сдобу, мои знаменитые эклеры, пирожные и пироги!

– Добрый, добрый, добрый, Эрнесто! – мадам Рокто сложила изящные тонкие руки в роскошных бархатных перчатках на груди, выразив крайнюю степень восторга и восхищения. Для большего эффекта она закатила глаза. И как бы случайно, едва не потеряв сознания, угодила в объятия, обалдевшего от неожиданности, Эрнесто.

– Мои порошки, мои порошки! Скорее же, Эрнесто!

– Где же они?!

– В мешочке. Там… – мадам Рокто подняла руку. На запястье висел бархатный зелёный мешочек, выпавший из кружев рукава её платья.

– Сейчас-сейчас…

Эрнесто усадил «захворавшую» на стул. Аккуратно раскрыл мешочек. Поднялось целое облако красной мерцающей пыли. Порошок сам выскочил из мешочка и рассеялся в воздухе. Наблюдать за ним было сплошным удовольствием. Воздух искрился красными блёстками, словно целую вселенную рассыпали в маленькой бакалейной лавке.

– Ну как?

– Что именно, любезная мадам Рокто?

– Как вам нравятся мои порошки?

– Очаровательны! Блестящи и восхитительны, как и вы, несравненная мадам Рокто! Бог мой… кажется я влюблён в вас! Да! Восторгу моему нет предела!

– Но-но. Умерьте пыл, мой дорогой Эрнесто. Вы лишь ещё один несчастный…

– Счастливейший из всех живущих!

– Тише. – мадам Рокто приложила к губам палец, унизанный кольцами с крупными разноцветными камнями. – Кто-то идёт.

Дверь скрипнула и отворилась. Это был сын Эрнесто – Роберто. В облаке странной красной муки или пыли он не разглядел посетительницу. Можно даже сказать, что она внезапно испарилась. Будто и не было сию секунду в лавке никакой посетительницы.

Роберто смочил мешковину прохладной водой и стал энергично размахивать ею в воздухе. После чего растворил окна и двери и разогнал диковинное облако.

– Что это было, отец?

– О чём ты, сынок?

– Здесь только что была женщина. Кто она?

– Какая женщина, Роберто?

– Та, что растаяла в воздухе, вместе с пятью коробками. Это были все эклеры и печенья на сегодня? Она хотя бы заплатила?

В это же мгновенье, до того, словно висевшие в воздухе, со звоном упали на блюдце, стоящее на прилавке, двадцать пять золотых монет.