Мэтью Хьюз - Книга магии

– Не… – сказал Домовой, удержавшись, прежде чем не ляпнуть «смеши». – Не спеши, Скороход. Магия – штука удивительная и непростая. Да и Предатель больше никогда не вернется.

– Как это, Голос?

– Потому что случился Страшный суд.

Домовой не один год раздумывал, как подать эту историю кобольдам, и, если взглянуть на его рассказ издалека, он, может, и походил немного на правду.

– Страшный суд принес Предателю смерть. Предатель больше никогда не обидит кобольдов.

Эта новость вызвала бурю восторга и аплодисментов, но Братец Скороход утихомирил паству и продолжал разговор.

– Это просто замечательно, – согласился он. – Но жизнь по-прежнему сурова, чудовища есть, жители далеких звезд тоже напасть на кобольдов. Кобольды сильные, кобольды умные, кобольды не хотеть терять новые дома. Может Голос оказать милость? Может Голос делать волшебство?

Домовой по-новому взглянул на группу кобольдов. Крепкие? Умные? Их, на самом деле, выбросили из прежней жизни без всякой поддержки или совета. От Предателя… от Домового… И вот стоят их наследники, одетые в платье и доспехи, созданные собственным умением. Они держат оружие, сработанное на основе собственного опыта. Они строят дома, вспахивают поля, улаживают древние распри.

Возможно, сморщенные серые лимонные мозги способны на большее и Домовой их недооценивал?

Возможно, просто трудно обрести чувство собственного достоинства, когда тебя шпыняют безразличный волшебник и такой же самодовольный Домовой.

– Я не могу благословить вас, – медленно, тщательно подчеркивая каждое слово, проговорил Домовой. – Я не могу передать вам магию или превратить вас в волшебников. Но если вы готовы работать долго и усердно…

– Как долго? – спросил Скороход.

– Столько времени, сколько вам отпущено, – ответил Домовой. – Но и этого может оказаться недостаточно. Может, вам не хватит всей жизни, чтобы усвоить те знания, что я могу вам дать. Тогда ваши дети завершат начатое, или их дети. Вот насколько это сложно. И насколько важно. Вы все еще хотите попробовать?

Все кобольды единодушно кивнули.

– Очень хорошо. Мы начнем не с магии, по крайней мере не с того, что вы считаете магией. Вы научитесь получать особые знания и создавать особенные инструменты.

И снова все кобольды дружно кивнули. Домовой вглядывался в их воодушевленные физиономии, думая об утраченной библиотеке, которую он перенес в память кристаллов, сотнях тысяч книг, которые все еще были с ним, хотя его мозг медленно разрушался.

– Сначала научимся считать. Принесите палочки, чтобы писать на песке. Я буду объяснять. Помните, у Голоса нет рук. Теперь вы будете его руками.

Математику кобольды освоили довольно быстро. Домовой изменил их собственную устную систему исчисления, которая раньше доходила только до двадцати одного. Потом он показал им фигуры, углы, умножение, деление, простейшие формулы. А далее – наклонную плоскость, клин, блок, простейшие заклинания, чтобы подогреть чай или спрятаться от хищников в лесу. Все премудрости, обычные и магические, маленькими порциями, одну за другой.

Самые способные ученики, получив знания в Проклятом месте, возвращались в деревни и обучали своих друзей и родню.

Шли годы. Кобольды строили мосты. Они возвели каменные стены. Они построили многие километры акведуков с насосами для орошения засушливых земель, озеленяя окрестности до самых границ уединенного уголка Домового. Они научились обжигать уголь, обрабатывать раны, не гадить где попало и содержать в чистоте улицы. У их колдунов не было врожденных способностей, как у более крупных видов, но кобольды постепенно развивались, а для выживания маленький мешочек с фокусами намного лучше, чем совсем пустой.

Домовой, не переставая, подталкивал их вежливыми требованиями. Не от скуки и раздражения, а просто из необходимости.

Книги, которые хранились в хрустальной памяти, постепенно исчезали. По частям выходили из строя провода в мыслительных блоках, в кристаллах образовались микротрещины, потоки энергии, приводящие все это в действие, слабели и иссякали.

Наконец наступил этот день. Домовой чувствовал, что день подходящий.

Домовой потратил большую часть энергии, чтобы включить обзорные объективы, торчащие из растрескавшихся стен в сорока футах над землей, с помощью которых впервые обозревал окружающий мир… в смысле, впервые после падения.