– Почему? – неизвестно чему глупо удивляется австриец.
– За тебя молится чистая душа. Следуй за мной, палач!
Невдалеке, один за другим, вспыхивают на белесом кварцевом песке языки призрачного пламени оранжево- синего цвета. Они образуют прямую, как стрела, узкую огненную дорожку.
– Словно посадочная полоса для самолёта, – вяло констатирует Генрих.
Тропа из мерцающих огней поднимается по песчаному склону и теряется меж теней, стволов и переплетений голых сучьев этого проклятого сумрачного леса.
Дом инвалидов
В Дом инвалидов «Огнев лог» Гошу привезли после смерти матери. Мама ушла навсегда, но Гоша не понимал этого. Не мог осознать, потому что в свои двадцать пять имел развитие трёхлетнего малыша. По паспорту он вообще-то был Георгием Вадимовичем.
Папа Вадим один раз увидел сына в черновицком роддоме, и больше свою мужскую ранимую психику травмировать не пожелал. Мама Света тянула сына-инвалида одна. Дама она была весьма привлекательная, да только далеко не всякий мужчина отважится каждый божий день любоваться на слюнявого и мычащего пасынка.
От родителей достался Светлане небольшой, но светлый и крепкий прадедовский дом. Немалым плюсом был ещё огородик да кусты красной и чёрной смородины. Прожить можно, даже с крохотной зарплатой продавщицы местного поселкового магазинчика. На такой должности без всякого воровства, а просто умеючи, всегда можно было обеспечить семью хорошими продуктами и вещами. Света сразу не отказалась от сына, а позже уже не могла себе и представить, что такое возможно.
К ущербным детям у одиноких матерей часто возникает патологическая привязанность, граничащая с отчаянной манией. Светлана жила для сына – баловала как могла, кормила и одевала не хуже других. Чужие здоровые дети вызывали у мамы Светы страх и раздражение, ведь они могли обидеть беззащитного Гошу. Соседи относились к этой маленькой семье с привычной брезгливой жалостью и особой роскошью общения не дарили.
В заботах о сыне прошли-промелькнули молодые годы Светланы. Она гнала от себя пустые и опасные мысли об одиночестве, болезни или смерти, справедливо полагая, что не стоит изводить себя тем, чего человек изменить не в силах. Бог не послал этой женщине длительной болезни и мучительных дум о беспросветном одиноком будущем сына в жуткой казённой лечебнице. Мама Гоши умерла ранней весной от какой-то редкой, особо изощрённой формы гриппа. Вирус поначалу притворился обычной сильной простудой, а через четыре дня взял да и убил женщину, словно одержимый, бессмысленный маньяк.
Сердобольные соседки не могли сдержать слёз, когда великовозрастного слюнявого Гошу увозили из родного дома в холодную жуть новой жизни. В одинокое пустынное существование без любящей матери.
Санаторий «Огнев лог» никаким санаторием, конечно, не был. Хотя и располагался он среди живописных зелёных лесов, но по факту являл собой обычную провинциальную психушку. Дом инвалидов, спрятанный в одном из поистине медвежьих дальних углов юго-западной Украины.
В правом крыле старинного краснокирпичного здания жили-поживали разновозрастные, без ног или рук, но вполне обычные и относительно неслабые на голову обитатели. Для краткости, медперсонал называл их «праваками». В левом крыле ютились парализованные, а также умственно отсталые и неспособные к нормальному самообслуживанию больные. Эти бедолаги носили забавное хлёсткое наименование, отдающее политикой и чёрным юмором – «леваки».
Плохо выбритый, толстый похмельный санитар в бледно-зелёной застиранной униформе «обслуживал» Георгия в приёмном покое. Сумку вновь прибывшего он вывернул на стол, дабы подвергнуть доскональной ревизии. Вещи оказались добротными, не слишком ношеными, а порой и вовсе импортными.
Глаза небритого медработника, заплывшие от перманентных возлияний, загорелись задорной жадностью. Немедленно он принялся прикидывать на себя вещи нового пациента – сначала свитер, потом джинсы, и возбуждённо при этом приговаривал:
– Опаньки! А ведь это зараз уси мои наикращи размерчики [8] Зараз уси мои наикращи размерчики (суржик, украинизированный сленг) – здесь все мои лучшие размерчики.
, а, братанок? Почувствовав, что обращаются к нему, безучастный и мокрогубый братанок вскочил с привинченной к полу табуретки, вытянул руки в сторону тёмного коридора и радостно замычал:
– Ма-а-ма Щвета! Там ма-а-ма Щвета!
Читать дальше