Андрей Гирько - Путешествие пешки, или история одной шахматной партии

Пение птиц в садах дворца и журчание фонтанов не ласкали слух правителя, грациозные танцовщицы не услаждали его взор. Он ел самые нежные яства, не чувствуя их вкуса, пил вино, не пьянея. Даже многочисленные жены и наложницы не радовали царя. Они были красивы, но слишком глупы для него. Соломону было скучно с ними. Каждая новая женщина могла лишь ненадолго увлечь его.

Соломон скучал.

И тут до него донеслась весть о том, что далеко-далеко, на юго-западе появилась необычная женщина. Женщина – правитель целой страны. Белькис – Царица Савская, отличающаяся невиданной красотой и такой же чрезвычайной мудростью.

Желая удостовериться, что молва не лжет насчет прелестей и ума Царицы Савы, Соломон пригласил ее в свой дворец. Белькис действительно была прекрасна, умна и своенравна, как все красивые женщины, но и она не посмела отказать могущественному правителю…

… Голос старика звучал монотонно, сладковатый, совсем не похожий на табачный, дым щекотал ноздри и, казалось, проникал вглубь сознания. Реальность постепенно растворялась, уступая место видению огромного старинного города. Исчез зал ресторана, старик, его голос. Антонио ощутил мерное покачивание и увидел прямо перед собой носилки, влекомые неграми. А на носилках – силуэт женщины…

… Огромный караван вошел в Иерусалим. Улицы города наполнились ревом верблюдов, навьюченных тюками с прекрасными тканями, пряностями, слоновой костью, золотом и драгоценностями, ржанием скакунов, на которых ехали разодетые стражники. Чужеземная речь слышалась повсюду. Белькис привезла с собою фантастически богатые дары. Любой другой царь был бы польщен ими. Но только не Соломон. На свете не существовала таких богатств, которые могли бы удивить его. Его собственное состояние ежегодно увеличивалось на тысячи талантов золота. Царь хотел другого – он с нетерпением ждал встречи с Белькис, чтобы самому убедиться в ее красоте и мудрости.

Царица Савы двигалась во главе каравана по улицам чужого города, словно в башне, в мерно покачивающихся носилках из черного дерева и слоновой кости, которые несли негры – исполины. Впереди носилок шли глашатаи, музыканты, слуги с дарами и пешие стражники, а сразу за ними двигался отряд конных воинов во главе с начальником царских телохранителей Рафатом – смуглым абиссинцем в темном бурнусе верхом на вороном коне. Он тенью следовал за носилками царицы. Конь нервно прядал ушами, готовый каждый миг сорваться в галоп. Всадник левой рукой крепко сжимал поводья, сдерживая скакуна, а правую держал на эфесе меча, зорко и с неприязнью оглядывая толпу. Богато расшитый золотом полог был открыт, и Белькис, раскинувшись с поистине кошачьей грацией на мягких подушках, сквозь газ вуали, скрывавшей черты ее прекрасного лица, высокомерно смотрела сверху вниз на толпу. А иудеи на улицах города, в свою очередь, с любопытством рассматривали караван, дивясь невиданной доселе роскоши. Они обсуждали слонов, погонщиков, скакунов, всадников. И уж, конечно, никто не оставил своим вниманием Белькис, возлежавшую на носилках. И не было на улицах города ни одного человека, кто бы смотрел на нее с безразличием. Мужчины смотрели на нее с восхищением и вожделением, женщины – с завистью. Саму же Белькис, казалось, нисколько не волновало, как на нее смотрят, и что о ней думают. Чего нельзя было сказать о Рафате. Чем дальше в город въезжал караван, и чем больше на улице было народу, глазевшего на носилки, тем сумрачнее становилось лицо абиссинца. Глаза его горели. Он не понимал язык иудеев, но видел, что внимание толпы занято лишь Белькис. Его царицей. Его Белькис. И от того закипала его горячая кровь, и от того рука до боли сжимала рукоять меча.

На одном из перекрестков, всего в паре кварталов от царского дворца, собралась целая ватага молодых бездельников под предводительством Саула – сына Хаима – одного из фарисеев. Саул, в отличие от отца своего, не был примером учености и воздержанности. Не одну палку сломал о его спину отец, пытаясь вбить в него хоть какие-то знания, но все напрасно! Острый на язык и скорый на расправу, юноша снискал себе славу сорвиголовы и дебошира. Но пока он не переступал грани дозволенного, городские власти смотрели сквозь пальцы на все подвиги сына, уважая отца.

Вот и сейчас, стоя с друзьями, Саул обсуждал чужеземцев, подшучивая над их нарядами. Тут взгляд его упал на носилки. Юношу поразило то, что ехавшая в них женщина нисколько не стесняется, не пытается укрыться за пологом, как поступила бы любая уважающая себя дочь Иудеи, а наоборот, выставляет себя напоказ толпе, да еще и смотрит на всех с вызовом своими огромными, бездонными глазами.