Георгий Адамович - «…Не скрывайте от меня Вашего настоящего мнения» - Переписка Г.В. Адамовича с М.А. Алдановым (1944–1957)

Думаю, что после письма к Вам Терентьевой можно считать решенным вопрос о принятии Вашей книги Чеховским издательством. Все же полной уверенности у меня нет: до сих пор они неизменно требовали от авторов представления по крайней мере трети рукописи, а главы о Мережковском и Шмелеве, вероятно, составляют меньше трети? Незачем Вам говорить, как я хотел бы, чтобы Ваша книга была возможно скорее окончена и напечатана. Кто ведь знает, долго ли будет существовать Чеховское издательство. Не подумайте, что у меня есть сведенья, будто издательство будет существовать недолго, — избави Бог! Никаких таких сведений или даже слухов нет ни у меня, ни, насколько я знаю, у других. Но Карпович мне в Ницце говорил, что они обеспечены лишь на три года. А ведь почти полтора года уже прошли. Для всех нас будет катастрофой, если издательство почему-либо закроется. Хотя это только теоретическая возможность, пишу Вам об этом совершенно доверительно и больше для того, чтобы Вы по возможности ускорили работу над Вашей книгой.

Лунц [239] Лунц Григорий Максимович — литератор, журналист, книгопродавец-букинист, библиофил, друг Алданова. на днях говорил мне, что где-то видел Гринберга. Тот сказал ему, что «Опыты» будут, хотя есть трудности.

Изумлен словами Добрина, будто Дюммлер «списан с Маклакова»! Верно, он Василия Алексеевича не знает. Вы правы: мне это и в голову не приходило.

Верно, к Новому году мы приедем в Париж. Собираетесь ли Вы во Францию?

«Покоя и воли» больше всего в моем случае в Ницце. Но нужна и Национальная библиотека или Нью-йоркская публичная.

Еще раз спасибо. Шлем оба самый сердечный привет.

Перечел Ваше письмо. Вы как будто «оправдываетесь», что не сказали всего о романе и его идеях! Помилуйте, как же можно было бы в небольшой статье сказать все о двухтомной книге.

22/XII-52

53 rue de Ponthieu

Paris 8e

Дорогой Марк Александрович

Благодарю Вас за письмо — и простите, что делаю это с опозданием. Я получил его в Манчестере накануне отъезда в Париж, а здесь в первые дни — обычная суета, переписке мешающая.

Я очень рад, если статья моя о «Живи как хочешь» не показалась Вам слишком пустой и неверной [240] Адамович Г. «Живи как хочешь» (Новый роман М.А. Алданова) // Новое русское слово. 1952. 4 дек. № 14831. С. 8. . У меня были насчет нее большие сомнения, как всегда, впрочем, когда хочешь написать хорошо, а не просто отделаться от книги (или автора). Да и теперь я все думаю: надо было сказать то-то и то-то, а совсем не то, что сказал в действительности. Я терпеть не могу Шарля Морраса, но у него есть об этих «мучениях» при чтении уже напечатанной статьи несколько очень верных строк (в предисловии к «La vie interieure» [241] Вероятно, Адамович имеет в виду предисловие Шарля Морраса (Maurras; 1868–1952) к книге «La Musique interieure» (P.: Grasset, 1925). ). О сходстве Дюммлера с Лафайетом: что-то общее у них есть, хотя и очень смутное. Какой-то «дон-кихотизм», высокого порядка. К тому же оба очень стары — так что смешать их было естественнее, чем других. У меня осталось в памяти от разных прочитанных книг, что Лафайет был глупым человеком, — не знаю, верно ли это. А у Вас он не глуп, хотя Дюммлер и умнее.

Вчера был у Буниных. Иван Алексеевич — лучше, чем был осенью, и при мне сделал надпись на портрете Горького в какой-то книге: «полотер, вор, убийца». Так что все в порядке. Сейчас его главный враг Зин<���аида> Гиппиус, не знаю почему. Вы знаете, что я его очень люблю и чувствителен к его «шарму» и многому другому в нем. Но жаль все-таки, что к старости у него ничего лафайето-дюмлеровского не осталось или, вернее, не появилось. А может быть, и «шарм» его — в этом отсутствии, при всяких других дарах.

Сегодня должен обедать у Любовь Александровны <���Полонской>.

Крепко жму Вашу <���руку> и прошу передать низкий поклон Татьяне Марковне.

Ваш Г. Адамович

P.S. «Покой и воля» — действительно было бы очень хорошим названием романа. По-моему, вообще лучше называть книгу существительным в именит<���ельном> падеже, как всегда делали раньше, а не фразой (хотя фразы есть у Толстого и др.). Книга есть мир или вещь, и должна иметь имя, а не характеристику содержания. А «Покой и воля» и звучит прекрасно.

Дорогой Георгий Викторович.

Искренно Вас благодарю за письмо. Помимо прочего, Вы несколько успокоили меня насчет Ивана Алексеевича. У меня в последнее время нервная тревожность увеличилась. Всякий раз, когда от него долго писем нет, я начинаю беспокоиться, и Ваше письмо пришло как раз в такой момент. Все же должен оговориться. Получив Ваше письмо, я тотчас ему написал и сегодня получил письмо с «опровержением»: Адамовичу, пишет, только показалось, что вид у меня лучше, а я чувствую себя плохо. — Вдобавок едва ли не в первый раз в жизни он не пишет мне пером, а диктует письмо Вере Николаевне. Тем не менее Ваше письмо меня несколько успокаивает, — даже фактами, тем, что он ругательски ругал Горького и Гиппиус. А почему ее? Вы совершенно правы: ему дюммлеровское начало чуждо, но это тоже особенность его очарования.