Георгий Адамович: «…Не скрывайте от меня Вашего настоящего мнения»: Переписка Г.В. Адамовича с М.А. Алдановым (1944–1957)

Благодарю Вас за полученное мною в свое время письмо об Иванове. Разумеется, я на него (на Ваше письмо) не ссылался. Но одновременно с моим запросом, отправленным Вам, Зензинов запросил об Иванове Долгополова. Николай Саввич ответил совершенно определенно, да еще сослался на решение его Координационного комитета, постановившего не оказывать помощи Иванову. При таких условиях мы решительно ничего сделать не могли. Фонд не может подходить к делу «общественно» или «необщественно», хотя бы уже потому, что он себя здесь погубил бы: повторяю, по отношению к людям, сочувствовавшим немцам, русский Нью-Йорк совершенно пока непримирим (есть разница только в оттенках, — меня, например, причисляют к наименее непримиримым — на обе стороны). Что же нам было делать? Мы с Зензиновым написали Г. Иванову общее письмо (он писал и Владимиру Михайловичу): сказали всю правду, — фонд запросил своего официального представителя в Париже, д-ра Долгополова, и ввиду его отрицательного заключения ничего сделать не может. От себя посоветовали ему, Иванову, устроить суд чести (указали и желательных, по нашему мнению, кандидатов в «судьи»: Маклакова, Бунина, Нольде [42] Нольде Борис Эммануилович (1876–1948) — барон, юрист, общественно-политический деятель, до революции профессор Политехнического университета и Высших женских курсов в Петербурге, член партии кадетов, в 1917 г. помощник министра иностранных дел (П.Н. Милюкова). С 1919 г. в эмиграции в Финляндии, затем в Париже, декан Русского юридического факультета при Институте славяноведения, председатель Главного управления Российского Красного Креста. , Альперина, Тер-Погосяна [43] Тер-Погосян Михаил Матвеевич (1890–1967) — эсер, депутат Учредительного собрания. С 1919 г. в эмиграции в Берлине, сотрудник и редактор «Дней», с 1925 г. в Париже, член комитета Политического Красного Креста, после войны член правления (с 1958 г. председатель) общества «Быстрая помощь». Масон, мастер ложи «Объединенное братство». , Зеелера [44] Зеелер Владимир Феофилович (1874–1954) — общественно-политический деятель, журналист, юрист. С 1920 г. в эмиграции в Париже, один из руководителей Земгора, секретарь Союза русских адвокатов во Франции, один из организаторов (1921), затем генеральный секретарь парижского Союза русских писателей и журналистов, член редколлегии газеты «Русская мысль» (с 1947 г.). , еще кого-то). Разумеется, если бы суд чести признал, что по отношению к Иванову была допущена ошибка или несправедливость, мы, и я в частности, сделаем для него все возможное. Без этого и до этого не можем сделать ничего. Зная меня, Вы догадываетесь, как мне неприятно и тяжело было писать такое письмо. Но иначе мы поступать не можем. Я давно пишу в Париж, что пора бы Вам устроить суд чести из беспристрастных, спокойных и справедливых людей, который, хотя бы и без «приговоров» или «решений», просто установил бы фактическую сторону дела в каждом отдельном случае (ведь таких случаев и вообще немного). О моем письме к Вам и о Вашем ответе я, конечно, не писал ни слова.

Вы пишете: «…надо бы устроить торжественное чаепитие и в слезах и лобзаньях забыть общие грехи». Вероятно, этим дело и кончится. В Париже, быть может, это произойдет очень скоро. Нью-йоркцы год-другой подождут. Покойный Илья Исидорович, наверное, на это всех благословил бы. Но он — с христианской точки зрения, я хочу сказать, с евангельской. А Вы с какой? Я читал Вашу истинно блестящую статью во «Встречах» [45] Первый номер сборника открывался статьей Адамовича о возвращении к мирному времени: «Надо быть, как все. Но вдруг пронизывает мысль: как — после всего, что случилось? Пять лет тому назад я так же сидел, вот на таком же кожаном диване, и так же говорил с человеком, которого называл своим другом, о тех же стихах, том же Пушкине? А после этого его сожгли в печке? И я это знаю?» (Адамович Г Возвращение // Встреча. 1945. № 1. С. 2–3). «А его сожгли в печке». Да, сожгли. Все же устроим чаепитие и будем «лобызаться» с теми, кто сочувствовал людям, которые его сожгли в печке? Не люблю говорить и писать «пышно», — скажу все же, что для всевозможных духов Банко [46] Банко — персонаж пьесы Шекспира «Макбет», после того как был убит Макбетом, явился на пир в виде духа и занял место Макбета. такое чаепитие было бы весьма подходящим местом. Для Лулу Каннегисер, которую я очень, очень любил, для Юрия Фельзена, который меня терпеть не мог, для матери Марии, для многих, многих других. Нет, я еще подожду, — хотя меня, скажу еще раз, здесь считают слишком снисходительным и слишком равнодушным ко всему человеком. Мне пишут (НЕ Полонский, — кажется, у Вас считают, что во всем виноват Полонский, а пишут сюда из Парижа человек десять, если не больше), итак, мне один старик-публицист пишет о другом старике-писателе [47] Неустановленные лица. , будто он печатно выражал сожаление, что такой прекрасный памятник искусства, как Нотр-Дам, выстроен «в честь одной жидовочки». Это так хорошо, что даже и неправдоподобно. У меня со старым писателем были довольно добрые, хотя и отдаленные, отношения. Звать ли и его на торжественное чаепитие? Со всем тем, повторяю, оно наверное будет, и я против неизбежного не возражаю. Я только думаю, что не мешало бы немного повременить. И еще думаю, что для избежания тяжких несправедливостей (люди много перенесли, раздражены и не всегда беспристрастны) необходим суд чести из спокойных беспристрастных людей.