Генрих Бёлль: Письма с войны

[…]

Бонн, 23 ноября 1944 г.

[…]

Быть может, я задержусь здесь [130] Имеется в виду пункт сбора раненых, признанных годными к службе в армии, который располагался в Бонне в местной школе. еще на несколько дней. Врач очень выдержанный и внимательный; во всяком случае, завтра я не уеду, хотя теперь этого не знает никто. Пока подожду, а там как получится. Так или иначе, но я еще раз приеду к вам. У меня родилась абсолютно новая идея. Попытаюсь позвонить тебе сегодня вечером. […] Классная комната, в которой нас разместили, полна тетрадей со школьными сочинениями боннских девочек. Я как раз просматриваю их и одновременно болтаю по-французски с одним американцем, девятнадцатилетним ньюйоркцем, который со вчерашнего дня лежит рядом со мной. Чудные, наивные, словно дети, эти американцы, они еще не сполна вкусили всех «прелестей» войны.

Всем привет, и расскажи им о моем положении.

[…]

Бонн, 24 ноября 1944 г.

[…]

По-прежнему не могу сообщить о себе ничего нового и определенного. Врач еще не приходил. Вполне вероятно, что сегодня вечером буду у тебя.

Вчера вечером с грустью вспоминал о наших письмах в подвале дома в Кёльне и представлял себе, как чьи-то грязные руки раскрывают их; ах, я больше не могу писать тебе красивые письма, уже давно не могу, война, как мельничными жерновами, перетерла меня. Подумать только: всю войну, более пяти лет, пробыть в пехоте с моими несчастными ногами. Часто мне кажется, что мы уже на пороге великих свершений, которые наконец подарят мне свободу, но, видимо, нам планида такая — вечно находиться между жерновами… Однако я уповаю на помощь Господа Бога и уверен, что ничего плохого со мной не случится, и тем не менее страшусь любого ужаса, нужды и лишений. […] Очень, очень тоскую по отцу и остальным родным, в особенности теперь, когда нет в живых мамы. Я едва сдерживаю слезы при мысли о ее могиле в Арвайлере [131] Мать Генриха Бёлля умерла 3 ноября 1944 г. неподалеку от Кёльна в Арвайлере, где и была похоронена, а спустя две недели Аннемари Бёлль вместе с сестрой Генриха Бёлля и его отцом перебрались в Мариенфельд. и об одиночестве отца. Мне страшно подумать о том, что совсем скоро придется опять отправиться на фронт и тем самым доставить новые волнения и заботы отцу; нас с тобой я вообще не беру в расчет. Быть может, это подозрительность и малодушие заставляют нас так думать, но ведь в подобных случаях нельзя оставаться совершенно равнодушным, это не по-человечески. Чем дольше длится война, тем сентиментальнее мы становимся, и с каждым месяцем все ощутимее становятся наши муки и боли.

[…]

Оберауэль, 31 марта 1945 г.

Страстная суббота.

[…]

Мы по-прежнему скрываемся в большом коровнике, спим уже значительно меньше, потому что приходится днем и ночью стоять в карауле, да еще выполнять специальные задания. Вчера в деревню совершенно неожиданно нагрянули американцы, они заходили в каждый дом и наивно допытывались, нет ли в нем немецких солдат. После небольшого сражения, во время которого был тяжело ранен один из американцев, мы взяли их в плен. Раненый лежит тут же, рядом с нами. Как же все-таки ужасна солдатская судьба в этой мерзкой войне, и как мало заботятся о «неизвестном солдате», о «каждом» [132] Бёлль намекает на роман Эрнста Вихерта «Каждый», повествующий о Первой мировой войне. из нас. Боже, помоги нам.

В остальном жизнь тут почти такая же неопасная, как и у вас, поэтому волноваться не стоит… За три дня, что я здесь, никто из нас еще не ранен. Да почти и не стреляют. Чудной фронт. Жители, включая беженцев из Кёльна и Зигбурга, почти все еще здесь и целыми днями спокойно разгуливают по городу. Ночью они спят в подвалах. За вас я спокоен, потому что вижу, как здешнее население неделями живет всего в трехстах метрах от линии фронта… лишь бы не быть солдатом, о, Боже, как же ненавижу я эту войну и всех, кто ее любит…

Я был необычайно счастлив, когда сегодня утром выкроил время прочитать двенадцать пророчеств Страстной субботы. Мой старенький Шотт [133] Имеется в виду «Требник святой церкви» Ансельма Шотта (1843–1896; монах-бенедектинец), книга с молитвами для совершения богослужебных обрядов, где содержались и пророчества Страстной субботы. всегда со мной, я еще ни разу не расставался с ним и постоянно ношу его в своем рюкзаке. Рюкзак и пальто Алоиса — вот и весь мой багаж, его пополнила лишь походная фляга одного американца…