Мадам Севинье - «В Вашем дружестве — вся моя душа, вся моя жизнь»

За четыре века своего существования многое из этих писем разошлось на бессмертные цитаты. Чего стоят хотя бы вот эти: «Чем больше я познаю людей, тем больше люблю собак», «Неверность могут простить, но не забыть», или «Чтобы понять, как мы надоедливы, достаточно вспомнить, какими занудами бывают другие, когда говорят с нами», или «Мы всегда готовы стоически переносить несчастья ближнего», или «Долгие надежды ослабляют радость так же, как долгие болезни ослабляют боль», или «Нет таких наслаждений и радостей, которые не теряли бы этого названия, когда они достаются легко и во множестве».

Господствующий доныне взгляд на это наследие — историографический. В нем отыскивают характерные черточки, детали эпохи, отголоски и свидетельские показания о тех или иных событиях далекой уже истории. Именно в силу этих причин переводы писем зачастую так неполны и фрагментарны. Но сами французы ценят эти письма, в первую очередь, за их непосредственность, добросердечие, благорасположенность к роду человеческому, а также легкость и искренность слога. Маркиза в своих письмах кто угодно: любящая мать, заботливая бабушка, ворчливая теща, верный друг, но уж историограф — в самую последнюю очередь. Для французов вся прелесть переписки не в событиях, а во взаимоотношениях дочери с матерью.

Естественный вопрос: а почему выбраны именно эти письма? На наш взгляд, эта подборка способна дать некое представление обо всем собрании в целом. Так, она охватывает значительный период (пять из восьми с половиной лет в разлуке), письма написаны в разных условиях и из разных мест: из Парижа, из деревни, с дороги. Они различны по объему: от нескольких строчек до нескольких страниц, написанных в течение двух-трех дней. Кроме того, большая их часть представлена в хронологической последовательности, что позволит читателю обратить внимание на архитектонику переписки.

Полных переводов на русский язык этих писем не существует.

Г-жа Севинье неодинакова во всем, вплоть до глаз и век. У нее разноцветные глаза, а глаза — зеркало души. Темперамент у нее холодный… У нее весь жар заключен в уме.

Мадам де Севинье — первая во всем своем столетии по эпистолярному стилю, даже пустячки она излагает с грацией невероятной!

Случайно раскрыл томик де Севинье и ахнул: «Ces beaux jours de cristal du début de l’automne…» [1] “Эти чудные хрустальные дни начала осени” (франц.). Ведь это же тютчевский «день как бы хрустальный», и не может быть ни малейшего сомнения, что Тютчев этот образ у мадам де Севинье заимствовал! О совпадении не может быть и речи.

В среду я отправила Вам письмо почтой, вчера утром еще одно — с Магалотти, сегодня утром — снова почтой, однако одну роскошную оказию вчера вечером все-таки упустила. Отправилась погулять в Венсенн со своими домашними и со всеми своими Трошами [2] Мари Годд де Ла Перьер Ла Трош — дочь советника парламента в Бретани, подруга г-жи де Севинье. Так как ее отец был служащим, то ее не приглашали в дома знати, в частности, к г-же де Лафайетт, что порой вызывало размолвки подруг. . Там повстречалась мне цепь галерников на Марсель [3] Марсель — главный город Прованса, место стоянки галерного флота. Приговоренные к галерам обычно сковывались цепью в единую вереницу, численность которой могла колебаться от 4 до 5 тысяч человек. . Через месяц они будут там — чем тебе не оказия. Но подумалось тогда о другом: вот бы и мне с ними. Среди них есть некто Дюваль [4] Дюваль — слуга Принцессы де Монморанси (1594–1650), супруги принца де Конде, к которому Принцесса одно время испытывала сердечную привязанность. Он же, в свою очередь, возненавидел ее пажа Жана-Луи де Рабютена, дальнего родственника г-жи де Севинье, к которому Принцесса давно питала нежные чувства. Однажды между соперниками вспыхнула ссора, и они схватились за шпаги. Принцесса, пытаясь их разнять, получила легкое ранение. Дюваля арестовали и приговорили к галерам (именно о нем г-жа де Севинье упоминает в письме), но еще до прибытия в Марсель он был отравлен. Юному Рабютену удалось скрыться. , судя по его речам, он неплохо образован. Представляю, как Вы бы их увидели, стали бы вглядываться в лица и вдруг с изумлением узнали бы меня в толпе бредущих за цепью женщин. Хочу, чтобы Вы знали, как ласкают отныне мой слух эти имена: Прованс, Марсель, Экс, вот только Рона, пожалуй, эта треклятая Рона, да еще Лион мне не по нутру. А Бретань и Бургундия теперь, что полярные страны, есть они, нет их — все одно. Остается только повторить за Куланжем [5] Кристоф Куланж (1607–1687) — Добрый Друг, дядя маркизы де Севинье, ее советчик и ближайший наперсник во всех деловых вопросах. С 1624 году настоятель аббатства в Ливри. Маркиза называет его наш аббат. :