Андрей Посняков: Дальний поход

Ага! Кажется, уже можно…

Дождавшись, когда парень закончит молиться, Нине-пухуця ухмыльнулась и, скромно опустив очи долу, сделала шаг вперед…

Услыхав за спиной треск кустов, молодой человек резко обернулся, схватившись за висевший на поясе нож… И тут же расслабленно перевел дух, увидев перед собой юную красавицу деву, невысокую, худенькую, приятно смуглявую, с блестящими темно-карими глазами и черными, распущенными по плечам волосами. Одета дева была в узкие ненецкие штаны из замши и такую же безрукавку, коротенькую, призывно оголявшую темный пупок.

– Прости, что помешала тебе молиться, – подойдя ближе, скромно поклонилась обратившаяся в молодку Нине-пухуця. – Я не хотела, просто так вышла… гуляла вот, и…

– Кто ты? – пономарь удивленно хлопнул глазами. – Что-то я тебя не припомню.

– А я из полона, – улыбнулась девица. – То прихожу, то ухожу. Нас же никто не охраняет.

– Да, это верно, – Афоня согласно кивнул и, глянув на обнаженный пупок пленницы, невольно сглотнул слюну.

И тут же обратился к Богу, пусть мысленно, но и того было достаточно, чтоб у старой Нине-пухуця едва не пропали силы, так что Афоня вдруг увидал вместо красивой молодки страшную морщинистую старуху. Увидал… правда, только на миг.

– Я хотела узнать о вашем боге… – улыбнулась ведьма. – А потом – и принять крещение. Это можно?

– Это нужно!

Пономарь задохнулся от неожиданной радости – ну, вот, вот хоть эту крестить, для начала, а там…

– Расскажи мне о вашем боге, – взяв парня за руку, шепотом попросила молодка. – Сядем вон там, в мох… там хорошо будет.

Афоня уселся первым, вытянул ноги, с волнением готовясь к рассказу… Перед глазами его, затмевая все благостные мысли, вдруг очутился голый живот девы, плоский, с черною ямочкою пупка. Узкие замшевые штаны начинались довольно низко от лона, обтягивая бедра так, что юноша даже отпрянул… правда, тут же пришел в себя, чувствуя, как по всему телу прокатывается бурная горячая волна. Ах, эта кареглазая дева, дева… Волосы, тонкие нежные руки, гибкий стан… О, Боже, Боже…

– Ой! – вдруг вскрикнула молодушка. – Меня, кажется, кто-то укусил. Прямо между лопатками. Чешется – ужас как. Посмотришь – что?

Повернувшись спиною, полоняница без всякого стеснения скинула безрукавку, обернулась:

– Ну?

– Да вроде ничего нет… – переглотнул Афоня.

– А ты почеши… Вот, меж лопатками…

– Здесь?

– Ага… Теперь ниже… ниже…

Словно во сне, пономарь провел ладонью по смуглому девичьему телу, чувствуя исходящий жар…

– Теперь погладь мне плечи… стан… – тихо скомандовала молодка. – А сейчас…

Она внезапно повернулась – по пояс нагая, стройная, с тяжелой налитой грудью. Улыбнулась, склонив голову, глянула исподлобья лукаво…

– Потрогай! Погладь!

Не попросила – потребовала, и молодой человек подчинился сему приказу тотчас же и с большой охотой, даже не вспомнив о том, что это вообще-то грех и… Да, грех! Но такой… такой вожделенный, сладкий…

Ощутив меж пальцами твердую упругость соска, Афоня зарычал, словно дикий зверь, чувствуя, что еще немного, и он не выдержит, взорвется, словно выстрелившая пушка… И дева – он видел по ее глазам – тоже почувствовала это – быстро скинула штаны с него и с себя и, обхватив парня за плечи, потащила за собой в мягкий мох, в томный жар лона… Юноша застонал, задергался, изогнулся дугою, почти не чувствуя под собой гибкое девичье тело, ощущая лишь томный жар, жар пылкой страсти и внезапно нахлынувшей плотской любви.

– Где отец Амвросий? – Вопрос, заданный тихим бесцветным голосом, словно сам собою возник в мозгу. – Он уплыл на лодке, да?

– Да, уплыл… Тут есть небольшой островок… пустынь… Я могу отвезти.

– Отвези!

– Только… только надо взять лодку…

– Иди и бери. Скажешь – отправился за рыбой. А я подожду тебя здесь.

Ошкурив толстый сосновый ствол, отец Амвросий отложил топор в сторону и, вытерев выступивший на лбу пот, уселся на бревно отдохнуть. Устал, хоть и работалось в охотку, в радость – строили с Афоней пустынь, часовенку, где можно было бы, отрешась от всех дел, без спешки и суеты подумать о Боге. Именно так – без спешки и без суеты… и без этой чертовой греховодницы, что взялась неизвестно откуда и пристала словно репей. Ах, дева…

Невольно закрыв глаза, священник, словно наяву, представил пленительные изгибы тела молодой темноокой красавицы – налитую грудь, крутые бедра, играющий на бронзовой коже свет полной луны…