Дмитрий Галантэ - Удивительное рядом, или тот самый, иной мир. Том 2

Но нас коварно предали: разгильдяй дневальный куда-то испарился. И только мы расселись по местам, предвкушая предстоящую трапезу и вдыхая полной грудью аромат, исходящий от кушаний, в изобилии разложенных на столе, как дверь в каптёрку со скрипом приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась самая презренная часть туловища – голова дежурного по части, окончательно обезумевшая от счастья. Чтоб его пронесло немилосердно! То был злобный офицер по кличке Муравей, с вызовом взирающий на нас. Он был длинный и худой, с глазами навыкате, ошалело пялящимися в разные стороны. То ли фамилия у него была созвучна с «муравьём», то ли из-за выпученного косоглазия, а, может быть, от слова «мурой», то есть хитрый, неизвестно, но кличка Муравей была за ним прочно закреплена, думаю, что пожизненно.

Так вот, этот самый Муравей нервозно прищурился и принялся пугающе вращать зенками в разные стороны, старательно пытаясь сфокусировать взгляд одновременно на нас и на столе, не иначе, чтобы получше запечатлеть всё в памяти. А то вдруг мы сейчас испаримся! Узрев, наконец, какое ужасное воинское преступление мы намеривались совершить, он несказанно обрадовался, только что не затанцевал. Своим отточенным командным голосом Муравей сурово приказал нам выйти из каптёрки, закрыть её, ключ отдать ему и рассчитаться по порядку. Сам же он, герой хоть куда, завтра в торжественной обстановке вручит этот заветный ключик нашему ротному, который тоже, безусловно, порадуется за нас, увидев этот стол. А на радостях возьмёт, да и устроит нам весёлую жизнь с обязательной демонстрацией неба в алмазах.

Нужно заметить, что ротный у нас был человек не совсем простой, он был племянником действующего тогда министра обороны, и на него многие точили зубы из-за гнусной, но неизбежной зависти. Впрочем, безрезультатно, у завистников руки были коротки, хотя и очень чесались, а мы своим своевременным залётом сами давали повод, вернее, почти уже дали, но пока ещё не совсем.

В тот тяжёлый и грустный момент нам не столько страшно было наказание, сколько жаль терять прекрасный ужин, который неминуемо пропадёт. Но делать нечего, Муравей в предвкушении уже трясся от радостного возбуждения. Да-а, такой злодей своего не упустит, надеяться нам было не на что. Мы спокойно вышли во мрак умывальника, куда выходила дверь каптёрки, и Лось собственноручно закрыл на ключ большой висячий замок, а ключ нагло положил себе в карман! Забылся по привычке.

Муравей чуть не выронил глаза на кафельный пол, так выпучив их от возмущения, что я испытал почти физическую потребность подставить под них ладошку, чтобы они, вывалившись, не разбились вдребезги. Но усилием воли я не стал этого делать, пускай бьются, не мои, не жалко! Муравей же замер на месте от подобной неслыханной наглости. И немудрено, я и сам несказанно удивился, и тогда Лосяра, наконец, осознав свою оплошность, смиренно отдал ключ бравому и доблестному русскому офицеру. Муравей на прощанье что-то злорадно прошипел на счёт нашего ротного и лично нас, каждого по отдельности и всех вместе, но его уже никто не слушал, ибо мы были в печали и скорби, а он ушёл, цокая подковами и подпрыгивая от возбуждения. Тоска и великое горе! Ужин безвозвратно пропал, утром получать от ротного, мне муторно, а Лось вдруг ни с того ни с сего принялся омерзительно подхихикивать! Я в печали, а этот фрукт всё веселится и веселится! То он хихикает, то подшучивает, но этого ему показалось мало, и Лось начал в красках и ролях рассказывать, что именно и каким образом и, естественно, без контрацептивов сделает со мной утром ротный! Тоже мне, нашёл время радоваться, гадёныш! Я ему и говорю так вежливо и негромко, а то мало ли чего с ним могло произойти от нечаянной, но такой досадной утраты:

– Ты что, дорогой мой парнокопытный товарищ, как будто приболел слегка на голову, всё шутки шутишь? Или ты думаешь, что тебе не перепадёт маленького кусочка благодарности от ротного прекрасным солнечным утром? Так я с тобой обязательно поделюсь по-товарищески этой самой ротной благодарностью, и уж будь уверен, прослежу, чтобы тебя ни в коем случае не обидели и не обделили!

А он мне отвечает глумливо так, задорно топорща свои чёрные тараканьи усищи:

– Ты ещё покушать-то хочешь, али аппетит уже совсем пропал, хи-хи-хи?

Думаю: «он ещё и издевается, какой нехороший человек, ну, просто о-очень нехороший!». И только я хотел обидеться на этого сохатого весельчака, как он достаёт из своего широкого кармана заветный ключик, молча, с загадочным видом открывает им свою харчевню и, видя моё недоумение, наконец, объясняет: