Том Поллок: Сын города

– Она умерла не сразу. На то, чтобы сварить дозу, смешав мелкие смертишки смертных в смерть, достаточно забористую, чтобы упокоить Богиню, Синоду потребовалось более трех четвертей тысячелетия. И все это время она беспечно врала, – выплюнула Гаттергласс. – Когда первое поколение переродилось в камне, она назвала его карающим. Сказала, они ей задолжали.

Гаттергласс задрала подбородок, в ее голос вплелось величавое спокойствие:

– А потом, в одно ясное зимнее утро вроде этого, она ушла. И когда Поля Сноса снова прорвались в город, разрастаясь подобно опухолям, на мою долю выпало дать Лондону что-то, во что верить.

– Фила, – пробормотала Бет.

– Он был первым достаточно маленьким ребенком, которого смогли найти мои крысы. Они вынесли его на спинках через неосторожно открытое окно. Настоящее рождении Филиуса Виэ произошло тогда, когда я вытащила его из бассейна Синода. – Глас улыбнулась воспоминанию. – Вещество Матери Улиц по-прежнему было там – плата Синоду за их вмешательство, достаточная, чтобы наделить ребенка отсветом ее облика.

Яичные скорлупки вперились в серую, словно гранит, кожу Бет:

– И не одного ребенка, как выясняется, – сказала она, и ее улыбка стала шире.

Бет открыла рот, но Гаттергласс прижала палец – шариковую ручку к ее губам:

– А теперь тихо. Вот, что я хотела тебе показать.

Они приближались к низкому алькову, жестяную рифленую крышу которого поддерживали ржавые шпалы. Бет наклонила голову и заглянула внутрь.

Внутри, недвусмысленно переплетясь, лежало два спящих стеклянных тела. Одно светилось темно-оранжевым, второе – чисто белым. Их свет, смешиваясь, омывал смятые банки и старые пружины, торчащие из стен. Бет показалось, что это та Натриитка, чью жизнь спасла Гаттергласс.

– Видишь, что может сделать немного веры? – прошептала Гаттергласс. – С рождения их учили ненавидеть друг друга, и вот – они здесь. Они сражались бок о бок во имя своей Богини, а теперь лежат бок о бок во имя себя. Кто знает, может быть, скоро появятся крошечные сверкающие лампочки? – Лицо ее смягчила широкая улыбка; злость казалось забытой. Она кивнула Бет: «уходим».

Вместе они поднялись на вершину другого хребта и водрузились на выброшенный диван. Океаном мерцающих в рассветном солнце крыш под ними простирался Лондон.

Бет смотрела на город, подозревая, о чем Гаттергласс собирается ее спросить, и страшась этого.

– Им нужен кто-то, в кого они смогут верить, когда проснутся, кто-то, кто закончит начатое Филиусом, – сказала Гаттергласс. – Им нужна история, чтобы понять и принять. Священникам, Каменникам, даже Зеркальной знати, – голос ее дрогнул. – Даже мне, – добавила она.

Глас повернулась и посмотрела на Бет:

– Будь этим кем-то, Бет. У тебя подходящая внешность, у тебя есть копье. Ты обрушила Великий пожар на Короля Кранов. Пожалуйста… – на мусорном лице читался глубокий голод. – Стань Богиней, которую мы заслуживаем.

Бет выдержала яично-скорлупный взгляд. Девушка видела искренность Глас, слышала в ее голосе надежду, слабую, но еще различимую, словно она была потерявшимся ребенком, никогда не перестающим верить, что мама придет.

Бет стиснула зубы. Сочувствие жарко вспыхнуло и погасло в ее груди быстро, словно спичка.

– Ошибаетесь, – сказала она, – они боролись не за Леди Улиц, а за сами улицы. Эти люди больше не хотят никакого Бога.

Гаттергласс было запротестовала, заикаясь и плюясь прокисшим мусорным соком, но Бет подняла руку, призывая ее помолчать.

– Знаете, кое-что не дает мне покоя? Почему, пятнадцать лет не обращая на него ни малейшего внимания, Высь вдруг напал на Фила – и почему использовал для этого Рельсовую химеру ? В конце концов, у него была волчья стая на кончике кранов.

Девушка с ненавистью пристально посмотрела на Гаттергласс:

– Потом я поняла: это все вы. Это были ваши крысы – те, что попались на пути химеры. Вы не могли управлять Трубчатым волком, поэтому использовали химеру и аккуратненько подложили ответственность к парадной двери Святого Павла. Высь не заинтересовался бы Филом, не будь он опасен, поэтому вы сделали его таким.

Губы Бет скривились. Она думала о том, что парень сказал в первый вечер, когда они встретились: «Когда что-то такое большое и сердитое бросается на тебя из темноты, первое, что приходит в голову, так это пригвоздить его чем-нибудь острым».

Гаттергласс хорошо знала своего подопечного.