Роберт Л. Андерсон: Страна снов

Когда она снова проснулась, солнце сочилось сквозь бумажные жалюзи. Шел уже двенадцатый час. Внизу на кухне слышались шаги матери. Деа очень нравился здешний простор, личное пространство. Она ненавидела Филдинг и скучала по Чикаго и даже Хьюстону, но там они с матерью жили на голове друг у друга, иногда ночуя в одной комнате.

Деа оделась, не глядя, что надевает, затем подошла к шкафу и из-за кучи кроссовок, сапог и шлепанцев, изношенных до картона, достала маленькое зеркало. Мириам не держала в доме ни единого зеркала – всякий раз, переехав, она в первую очередь снимала шкафчики в ванной. У Деа собралась целая коллекция запрещенных зеркал с дворовых распродаж: ручные в потускневшей серебряной оправе, круглые из пудрениц, мутные от толстого слоя старой пудры. В прошлом году она невзначай проговорилась Голлум, что собирает зеркала, и на день рождения подруга преподнесла ей красивое хромированное зеркало с ручкой, явно старинное и такое тяжелое, что его приходилось поднимать с натугой. При виде подарка Деа так и ахнула, зная, что у семьи Голлум практически нет денег.

– Не волнуйся, – сказала Голлум, словно читая мысли Деа. – Я его украла.

Разумеется, она шутила. Деа была смущена и пристыжена щедростью подруги, притом что сама подарила ей плед с рукавами расцветки «под леопарда» (хотя Голлум просто помешалась на пледах с рукавами). Хромированное зеркало и фотография отца, выставленная в гостиной, были тем немногим имуществом, которым Деа дорожила.

Она поглядела в зеркало. Волосы: буйные и густые. Кожа: чистая. Ее главная красота. Глаза: бледно-голубые, как льдинки. Скорчив гримасу, Деа спрятала зеркало.

– Тебе получше? – спросила Мириам, когда дочь сошла вниз. Как всегда, она знала, что Деа снова ходила в сны.

– Немного, – Деа отпихнула с дороги Тоби и подошла к кофеварке.

Неделю назад она незаметно сунула в карман дешевую пластмассовую заколку, которую Шона Макгрегор оставила на скамейке после физкультуры. Заколка, конечно, не совсем то: идеальные для проникновения предметы – те, которыми дорожат и берегут, вроде драгоценностей или бумажника. Мириам считала, что мозг трансформирует предметы, которые мы ценим, в продолжение нашего тела. Коснуться любимого ожерелья – это почти как взять за руку: становится куда легче проникнуть в сон.

Прошлой ночью Деа почти час сжимала заколку в кулаке, прежде чем протиснулась в сон Шоны.

Она вышла оттуда довольно быстро, прежде чем сон успел измениться. Шоне снилась банальная вечеринка в цокольном этаже дома; в реальной жизни Деа на такие не звали. Как она и подозревала, там было тесно и скучно – потные старшеклассники из самых популярных и пластмассовые стаканы. Были, впрочем, и незнакомцы – один красивый, как из сказки. Может, это прекрасный принц Шоны Макгрегор?

Притаившись за одной из стен воздвигнутой подсознанием Шоны структуры (полуразрушенного замка, увешанного побитыми молью гобеленами и пустыми рамами), Деа рассматривала юношу, испытывая смутное влечение. Волосы у него были темные, спутанные, длиной до подбородка, а сильный загар – будто парень много времени проводил на солнце – контрастировал со странным одеянием и старинным поясом, на котором висел нож. Пока остальные танцевали под неслышную музыку, он неподвижно стоял и наблюдал, совсем как Деа, будто правила воображения Шоны на него не действовали.

Неожиданно он повернулся туда, где стояла Деа, и она поспешно вышла из сна.

Мириам обняла Деа, и даже через одежду девочка почувствовала, какая мама худая.

– А тебе? – спросила она.

– Со мной все прекрасно. – Мама взялась за кофеварку.

– У тебя усталый вид. – Мириам выглядела не просто усталой, а больной, но Деа не хотела это говорить. Мать была настолько бледной, что отчетливо виднелись синие жилки на запястьях и шее. Глаза – большие, красивые, цвета грозовых туч – казались огромными на узком лице со впалыми щеками.

Она тоже умела ходить в сновидения. Деа узнала об этом после случая с Мирой, но мать никогда ничего не рассказывала, изложив только общие правила. Однажды Деа спросила: «А дедушка с бабушкой тоже ходили по снам?», – думая, что, может, это какая семейная генетическая мутация. Но Мириам коротко ответила «нет», и Деа не стала допытываться. Еще одна тема, которой они не касались в разговоре, – родня: почему у них нет родственников и куда все делись.

Единственная фотография отца, водруженная на каминную полку в гостиной, была сделана лет двадцать назад. Совсем молодой человек в безвкусной красной рубашке-поло смеется и гладит собаку. Деа не знала, его это пес или мамин и когда и где сделан снимок, но спрашивать не хотела – это сузило бы простор для воображения.