Роберт Андерсон - Шерлок Холмс - детектив с точки зрения Скотленд-Ярда

От переводчика

Роберт Андерсон (1841–1918) — крупный специалист по уголовному праву, долгое время работал в британской полиции; кроме того, он всю жизнь занимался богословием. С 1888-го по 1901 год Роберт Андерсон возглавлял уголовный сыск Скотленд-Ярда, а по уходе со службы получил рыцарский титул. Его статья о Шерлоке Холмсе написана в 1903 году.

Чарлз Рид [1] 1. Чарлз Рид (1814–1884) — почти забытый в наше время, но исключительно популярный в викторианскую эпоху писатель-беллетрист. (Здесь и далее — прим. перев.) , бесспорный авторитет в области популярной литературы, как-то сказал, что у писателя нет лучшего способа подтвердить свой талант, чем создать новый художественный тип. Если так, автору “Приключений Шерлока Холмса” должно принадлежать одно из первых мест среди современных прозаиков. Успех сэра Артура Конан Дойла тем удивительнее, что в его герое нет абсолютно ничего такого, что очаровывало бы или отвращало читателя. Шерлок Холмс нам интересен, но он не возбуждает ни любви, ни ненависти и не толкает нас на благородные, прекрасные, великодушные поступки. Однако имя его вошло в язык, и в этом смысле он бессмертен.

Конечно, популярность Холмса в немалой мере обусловлена довольно нездоровым человеческим интересом к “детективным историям”. “Преступление — вещь повседневная. Логика — редкая, — сказал однажды Шерлок Холмс своему другу. И тут же добавил: — А у вас курс серьезных лекций превратился в сборник занимательных рассказов” [2] “Медные буки”. Перевод Н. Емельянниковой. Здесь и далее рассказы цитируются по Собранию сочинений в 10 тт. — М.: Останкино, Слог, 1991—1996 . Но даже сэру Артуру Конан Дойлу не удалось бы превратить лекции по логике в захватывающую книгу из жизни общества. “Логика” без “рассказов” обречена на провал, но и “рассказы” без “логики” мало кого заинтересовали бы. Сочетание этих двух начал и увлекло читающую публику. И дело тут не только в расследованиях, демонстрирующих выдающиеся способности Шерлока Холмса-сыщика, но и в самих методах этих расследований. Именно здесь таится секрет особой притягательности рассказов о Холмсе.

Хотя преувеличение — не редкость у Конан Дойла, это ничуть не умаляет достоинств его детективных историй. Таков закон жанра, и потому оно нам не мешает. Конечно, автор порою переходит всякие границы — ведь рассказы о Холмсе неравноценны. Примером неудачи может служить “Постоянный пациент”. Совершенно неправдоподобная сцена чтения мыслей, с которой начинается рассказ, заставляет думать, что автор сочинял его в очень странном настроении; последующие события лишь укрепляют нас в этом убеждении. Положим, мы поверили и в то, что злодей Саттон сумел уговорить доктора Тревельяна поселиться вместе, и в то, что Саттона выследили собственные товарищи-преступники, которых он некогда предал. Все это никак не прибавляет достоверности дальнейшему. Коль скоро бандиты обзавелись сообщником в доме, им не было ни малейшего резона идти в кабинет доктора — разве только они сами хотели навлечь на себя подозрения. А уж полуночное судилище в спальне жертвы и вовсе абсурдно.

Безусловно, “жизнь, — как говорит Холмс, — несравненно причудливее, чем все, что способно создать человеческое воображение” [3] “Установление личности”. Перевод Н. Войтинской. . И никто не знает этого лучше, чем полицейские, которые не понаслышке знакомы с повадками преступников. Но у причуд, присущих настоящей жизни, “есть система”, тогда как в рассказах Конан Дойла многое выглядит несовместимым с реальной действительностью. Однако ни в чем изобретательность и искусство автора не проявляются ярче, чем в той непринужденности, с какой ведет он нас по тончайшему льду необыкновенных происшествий и невозможных событий. “Последнее дело Холмса” иллюстрирует это наилучшим образом. Для знающего человека все совершающееся в рассказе, где Мориарти идет по следу своей жертвы до самого Мейрингена, — полный абсурд. Однако намеки на то, что все кончится трагедией — а они есть и в заглавии, и в начале рассказа, — поселяют такую тревогу в уме читателя, что, когда дело доходит до волнующих деталей заключительной сцены, здравый смысл ему отказывает.