Анастасия Стрельцова - Любить Дракона

А напротив – угловое кафе «Topper». В нем и сесть негде: прилавок, и всё. Но готовят изумительные домашние бутерброды. С чем хочешь. Хоть болгарский перец на гриле, хоть глазунью на тонкий квадратный хлеб водрузят. Обычно все забегают, хватают бутерброд и кофе на вынос и несутся дальше радоваться погоде, ветру, облакам.

Сегодня мы видели такую картинку.

Около входа стоит раскладной стол с двумя разнокалиберными стульями. Один на колесиках, офисный, второй – плетеный, с несуразной подушкой вместо сиденья. На них сидят два реальных… ну вот правда, самых реальных братка! Уже покрасневшие от климата и выпитого – танки солнца не боятся – пьют водочку. Один просто ест с большой тарелки анчоусов. А второй, выпив рюмку, зажмуривается с глубоким вдохом и крепко целует большой золотой крест, что висит на медвежьей шее на цепи.

Я не уверена, но, может, он ее и с дуба того, где ходит пушкинский кот, подрезал. Или купил по случаю. Больша-а-ая цепь… Ею и закусывал.

– Ну что? Будем.

– Будем…

Молчание.

– Бедно живут. Жалко испанчиков этих. Глянь, кильку какую мелкую принесли.

– Это анчоусы.

– Один хрен.

– Правильно, что одни поехали. Без этих…

– Да. Сами. Куда хотим, туда и идем.

– Да. Ну, будем!

– Будем.

– Вернусь, вообще к маме отправлю, в деревню.

– Там им и место.

– В тмутаракани.

– Будем!

– Будем.

– Без языка – и куда я поехал? На тебе, выкуси! Вон, смотри, что делаю без университетов. Эй! Человек! Подь сюды…

Владелец бутербродной, он же и официант стихийно возникшего уличного кафе, приветливо кивнул:

– Lo que os gustarнa ? (Чего бы хотелось?)

Браток развел выразительно руками:

– Сделай нормально, пердоньте и грациес.

Через минуту на столе стояла большая тарелка с сыром и хамоном.

– Вот видишь, все ж понимают. А она: без языка, без языка… Кстати, это идея!

– Будем!

– Будем.

– Без языка.

– Красоты не убавит.

– А нервы сбережем!

Они громко расхохотались.

– Ты список покупок не потерял?

– Смеешься? В сейф положил. С собой копия.

– Это правильно, это по-взрослому. Ну, будем?

– Будем.

Машины двигались по своим маршрутам, люди с интересом рассматривали туристов, планета, не снижая скорости, крутилась вокруг солнца, плавно удлиняя тени и приближая вечер.

Люблю этот город. Много раз говорила эту фразу.

Я иду быстрым шагом, и солнце вежливо прячется за прозрачные облака. Все равно иду по теневой стороне улицы. Доносятся обрывки фраз, музыка плавно течет из открытых окон машин.

Полноватая сеньора в длинном легком халатике на больших пуговицах и со смешными цветочками по подолу тянет на тонком поводке задрыжистую трясущуюся собачку. Сеньора седая как лунь и коротко подстрижена, розовая кожа просвечивает сквозь короткие волосы, как и у собачки. Они отражения друг друга.

Сеньора ворчит под нос:

– На тебя, какашка, всю пенсию трачу… – и заходит в магазин для животных.

Я перевожу взгляд на табло аптеки и с радостью вижу: «+28». Лето выдохлось. Как же мы ждали эти дни! Наступает тот самый бархатный сезон, во время которого королевский двор переезжал к морю и менял меховые одежды на бархатные. Впрочем, в нашем городе бархат случится скорее в декабре, да и то ненадолго.

Навстречу идет утомленная женщина в ярком макияже и увесистых украшениях. Ее сарафан открывает взорам встречных пешеходов пышную грудь и сутулую спину. Дама, брезгливо и не разжимая губ, цедит по-русски тонкому прозрачному мальчику в длинных шортиках и беленькой футболочке:

– Как же ты надоел своим нытьем, ни за какие коврижки не поеду больше в такую жару… Вот! Смотри, магазин, купим мороженое.

Они заходят в мастерскую мотоциклов с милым названием «Госпиталь для мото». Мальчик, почему-то тонким басом, произносит:

– Как-то тут… намотоцикленно .

Улыбаясь, иду дальше, здороваюсь со знакомыми и иногда с незнакомцами. Присаживаюсь на лавочку в тени оливы дивного возраста, когда ствол уже потрескался и покрыт морщинами времени, а само дерево все еще плодоносит. Глубоко вдыхаю солоноватый воздух.

Из задумчивости выводит звенящий голос:

– А я вас узнала! Вы – Стрельцова.

Вздыхаю с улыбкой:

– Виновата.

Смеемся.

– Напишите мне что-нибудь, пожалуйста, я маме отдам. Она вас читает.

– А сама мама-то где?

– Она там, – машет мне десятилетняя обладательница серебряного голоска со взрослым лицом.

Вдалеке, под сенью другого дерева, сидит миловидная женщина в инвалидной коляске. Она смущенно машет рукою. Я подхожу к ней, здороваюсь. Она так улыбается, как будто увидела Баскова.