Мишель Альба: NUMERO

Без денег, без друзей, и, наконец, без связей, я затеряюсь во тьме веков с весьма неутешительной мыслью о будущем рождении в двадцатом столетии.

Захлопнув опустевший камин, я с тяжелыми мыслями в голове отправилась на последний сеанс с Изабеллой.

– Как долго ты будешь работать над портретом, сестра Лаура?

Как ни в чем не бывало принцесса оперлась правой рукой о спинку кресла.

На одной из встреч мы решили, что она предстанет перед лицезреющими ее во всем своем великолепии, то есть, во весь рост, а, не сидя в кресле, как было задумано прежде. Но на этом полотне, она, в отличие от неизвестно кем принятых правил изображения коронованных лиц, предполагающих напыщенно-недоступный вид с наличием какого-либо предмета власти в руках, чтобы, видимо, никто не перепутал, кто перед ними, выглядела просто, тепло и одновременно изысканно-обворожительно. Каждая деталь продумывалась нами до мелочей. Я настояла на минимуме драгоценностей, но в этом пункте Изабелла все-таки заупрямилась, и жемчужные бусы дополнились поясом и колье из великолепно обработанных алмазов, довольно скромных в лучах огромного, затмевающего их, сверкающего рубина.

Мне пришлось одобрить выбор инфанты. Благородный камень, действительно, пришелся к месту. Он вносил в тональную коричнево-бежево-черную цветовую гамму значительную капельку оживляющего контраста.

– Ровно один день, Ваше Высочество. Если бы не эта деталь, – я кивнула на платочек, небрежно удерживаемый пальчиками Изабеллы, – портрет уже был бы готов. Потом некоторое время на подсушку, после этого я покрою его лаком, и он в Вашем распоряжении.

Я старалась не встречаться с ней взглядом. Мой бы меня выдал.

– Что ты предполагаешь делать дальше, сестра Лаура?

– Вернусь в монастырь, – я старательно выписывала ноготок мизинчика инфанты.

– Ничего не предпринимай до моего возвращения. Сегодня я уезжаю. Но ненадолго. Из своей комнаты не выходи.

Кисть зависла над кружевом платочка.

– Почему я не могу покинуть дворец?

– Потому что я так хочу.

Я закусила губу. Итак, я пленница.

– Но сестра Френсис…

– Сестры Френсис уже нет, и тебя некому будет… защитить.

Наконец, я подняла на нее глаза. Она, не мигая, встретила мой взгляд. И в нем я, вдруг, прочла столько понимания и сочувствия ко мне, что едва сдержала желание выложить ей все начистоту. Изабелла же, видимо, ждала откровения с моей стороны, напряженно сжав платочек.

Я молчала. И инфанта, отведя глаза в сторону, заключила:

– Возможно, ты останешься здесь, сестра Лаура, но об этом мы поговорим позже. Я могу взглянуть на портрет?

Заметив мои колебания, Изабелла вдруг из принцессы на выданье превратилась в маленькую девочку, с любопытством и нетерпением ждущей сюрприз:

– Ну…, пожалуйста, сестра Лаура.

Эти переходы от холодного величия к подкупающей простоте немножко выбивали меня из колеи. Только я настраивалась на дружеский лад с едва брезжущей надеждой на приобретение Изабеллы в подруги (а, почему бы и нет? И принцессам надо кому-то поплакаться в жилетку), как она тут же воздвигала между нами неприступную стену отчуждения. Мол, знай свое место.

Я не любила демонстрировать работу до тех пор, пока не ляжет последний штрих. И Изабелла не стала исключением. Это была одна из моих просьб, с которой она нехотя согласилась.

Но поскольку портрет почти закончен, и, кто знает, как все закрутится дальше, я отступила от правила и развернула мольберт к ней.

Платочек выпал из ее рук.

Меня раздирали противоречия. Кому поверить? Автору записки, вполне возможно выстраивающему некую комбинацию по уличению меня в преступных деяниях? А, иначе, зачем мне куда-то бежать? Или Изабелле? То есть, поступить прямо наоборот – остаться и ждать Ее Высочайшего решения о моей дальнейшей судьбе.

Я уже где-то с час мучила зеркало своим отражением, будто спрашивая у него совета – что делать?

Эти два года, несмотря на количество истерик и нервных срывов, не тронули мою внешность. Только лишь в выражении глаз осела колючая настороженность, от которой я не скоро избавлюсь. И, не мудрено, пережитое мной у любого другого человека не ограничилось бы столь незначительным изменением, а, возможно, коснулось бы более серьезных сфер его данности как разумного мыслящего существа.

Придя к выводу, что мое отражение, как его не пытай, пока не готово подсказать верное решение, я подмигнула ему, подумав: “ As you brew, so must you drink. There is nothing to nod on a mirror“. [3]