Лисса Рин - Квалификация-Ангел. Кровные Узы

А в следующую секунду шкатулка, резко выдернутая из рук расслабившейся владелицы, полетела на пол…

Лира вздрогнула, как от удара, и задумчиво посмотрела на прикроватный столик. Взгляд девушки скользнул по их с Элисон и Николь фотографии (до ее десятилетия) и задержался на еще более старом снимке. Глаза, полные жизни и вечного счастья, смотрели на девушку с черно-белой детской фотокарточки, где она, шестилетний счастливый ребенок, была запечатлена вместе со своими родителями. Лира внимательно всмотрелась в лицо малютки на снимке и осторожно прикоснулась к шее, нежно проведя тонкими пальцами по изящному ободку-чокеру с небольшим серебристым камешком. Взгляд девушки затуманился.

…Шокированная Лира, казалось, целую вечность взирала на разбитые остатки своего счастья. Перед глазами пронеслись картины выброшенного пирога и валявшихся на полу остатков украшений. Не выдержав напора обидной злости, Лира гневно толкнула Николь, но та, явно ожидавшая подобной реакции, схватила сестру за шею излюбленным оружием – когтями. Лира вцепилась в ответ сестре в волосы, та завизжала и тоже устремилась к Лириным волосам. Подбежавшая на крик мама, не раздумывая бросилась к дерущимся и… со всей силы оттолкнула Лиру, отчего в кулаке Николь остался клок волос сестры. Лира попыталась что-то сказать, оправдаться, но слова застряли у нее в горле: мать смотрела на нее со страхом, презрением, какой-то обреченностью. Девочка похолодела; запоздало пришла боль: Лира сильно ушиблась затылком об угол шкафа. Горло защипало, перед глазами побежали мурашки.

– Господи, Николь! – перепуганная Анна подбежала к подруге с дочерью. – Как ты? Где болит? – Анна резко развернулась и подскочила к застывшей от страха Лире. – Что ты наделала, паршивка!? – она сильно встряхнула скулящую от боли девочку.

– Анна, прекрати! – вскрикнула Элисон, но даже не двинулась с места, лишь крепче прижав к себе испуганно затихшую Николь, но Анна впервые ослушалась подругу.

– Нет, Эли, это ты должна прекратить! Я с самого начала говорила, что это плохо кончится. Неужели тебе мало родной дочери, что ты тащишь домой всяких беспризорников?

– Анна! Не при детях!

– Прошу, Эли, послушай меня, пока не поздно. Послушай и сдай эту оборванку обратно в детдом. Пока она не разрушила вашу жизнь!

Горло Лиры сжало словно удавкой – не было возможности ни вдохнуть, ни выдохнуть. Рука и затылок больше не болели, вообще никакой боли, только сильное жжение в глазах. И в груди. Лира перевела пылающий взгляд с перекошенного лица Анны на испуганное лицо матери, так и оставшейся сидеть на полу с дочерью. Со своей дочерью. А потом Лиру заботливо окутала тьма бессознанья.

Так началась новая страница ее жизни. Жизни приемыша. После произошедшего конфликта Элисон откровенно поговорила с дочерьми и попросила никому не рассказывать их маленькую семейную тайну, о которой до сих пор знали только она да Анна. Она рассказала, как четыре года назад переехала в Редвилл из Солтона, где случился страшный пожар. Сгорели все документы, в том числе и бумаги об удочерении, и Элисон решила, что это хорошая возможность перечеркнуть прошлое и начать жизнь заново. Правда, причин, по которым она вообще решилась на удочерение, она так и не объяснила. Не сказала и о том, что полюбить приемыша у нее так и не получилось. Девочки слушали с недоверием, словно речь шла о другой семье, ведь этих подробностей их жизни они почему-то совсем не помнили.

Анна, словно бы убедившись в собственной правоте, окончательно перестала сдерживаться в выражениях и оскорблениях по отношению к «сироте» и все чаще напоминала, куда последней следует вернуться. Естественно, отрывалась она на девочке только в отсутствие Элисон, ибо прекрасно знала, что гордость Лиры не позволит той наябедничать на любящую «тетю».

Николь, надо отдать ей должное, не опустилась до столь откровенных нападок, но и ее отношение к сводной сестре стало неуловимо меняться: вместо обычной сестринской ревности появилась некая надменность и даже превосходство, а порой во взгляде сестры Лира ловила ненависть.

Конечно же, Николь проговорилась в школе о происхождении сестры. И конечно же, классный руководитель Лиры, Делина Риддл, не оставила подобную деталь без внимания и позвонила Элисон. Последняя искренне заверила руководителя, что девчонки просто рассорились, вот и придумывают небылицы. Делина, которую такой ответ вполне устроил, успокоилась и строго-настрого запретила классу об этом упоминать, дабы отбить у учащихся охоту обзываться. Вот только психологом она была никаким, ибо после такого прямого запрета за Лирой окончательно закрепилось прозвище «беспризорница».