Раиса Сысоева - Нейроны льда

Геннадий Алексеевич Пажов старался не признаваться даже себе, как сильно он жаждал болезни, смерти, гибели, самоубийства мужа своей обожаемой, трепетно любимой Лады Михайловны. И вот он здесь…

Конечно, ему звонили насчёт новичков от Аскольда, но посадить в собственном огороде сразу три карантинных сорняка вот так попросту, играючи директор не мог – без стервозной прелюдии, без выторговывания некоего уважительного отношения к себе не мог. Но увидев Виталия, Пажов вдруг вспомнил заседание суда по делу о хищении в той самой городской школе, где он прежде трудился, и моментально узнал в Виталии второго заместителя прокурора. Ненависть его загорелась вечным пламенем.

– Ах да, Виталий Юрьевич, – приветливо отозвался директор. – Прошу простить, уважаемый. Ева Ивановна, займитесь нашим гостем, пожалуйста. Я подойду так быстро, как смогу.

Откуда-то сбоку возникла деловитая женщина, умышленно обтянутая пиджачной парой так, чтобы вкусно подать высокую грудь и круглую попку. Молодая разумная брюнетка Ева Ивановна, уже полтора года являлась исполняющей обязанности завуча по воспитательной работе. Она равнодушно понесла себя красивую в направлении Виталия. Именно естественное равнодушие и расчётливость делали Еву Ивановну практически идеальным завучем – детям она не давала спуску точно так же как и коллегам. И окружающим пришлось принять её манеру вести дела, слушались, и сплетничать при ней не смели – для рассмотрения сплетен у энергичной Евы были две лучшие подруги: одна – её ровесница и учительница русского языка Елизавета Юрьевна (младшая сестра Виталия) и ещё одна молодая и крайне склочная учительница историй Нонна Романовна.

– Прошу за мной, – пригласила Ева Ивановна, когда за ними с Виталием закрылись тяжёлые двери. – Я помню тот самый (она сочла уместным немного улыбнуться) телефонный звонок. Ваши документы у меня в столе.

– Директор не в восторге, – хмыкнул Виталий, чтобы не молчать.

– Он не бывает в восторге. Это было бы непрофессионально.

Безо всяких проволочек заготовленный трудовой договор был подписан и данные Виталия внесены в базу данных, когда в учительскую ворвалась Лада.

– Объясни, почему ты здесь. – Выдохнула она. Лада не особенно любила Еву, но и стесняться её не считала нужным – порядочность молодого завуча была подтверждена временем совместной работы.

– Привет, милая. – Сухарёв искренне улыбнулся жене и у Евы сердце ёкнуло. – Я теперь работаю инструктором по физической культуре в местном детском саду, – проворковал Виталий. Если он и был способен чего-нибудь в своей жизни опасаться, то всё это было связано с настроением жены. Он не был мечтателем, слов с уменьшительно-ласкательным суффиксом не было в его активном словаре, но он искренне любил Ладу и позволял себе разомлеть лишь в её объятиях, подальше от посторонних глаз. Ему нравилось быть паинькой только для неё.

– Почему именно здесь?! Это не самая удачная идея, – тяжело вздохнула она, усилием воли подавляя эмоции.

– Я уже принял решение. Мы с Фролом…

– Что?! – изумилась Лада. – Фрол что здесь забыл?

– Территориально мы будем работать в «Иване Царевиче». – Кротко оправдывался Виталий.

Ева Ивановна почувствовала, как у неё в режиме реального времени течёт слюна именно по этому мужчине. Она заставила себя посмотреть на его плечо, потому что пялиться на его губы она не собиралась, не стоило и на бёдра глазеть – посередине только бок ровно сидящего на краешке стола Виталия. Со стороны это выглядело так, словно Еву сейчас стошнит или она сдерживается, чтобы не пукнуть. Она беззвучно вздохнула – происходящее было таким глупым и неуместным, что хотелось продлить это изысканное ощущение. Учителя так загоняют свою жизнь в шаблоны всезнайства и леденящей душу самоуверенности, что редкие моменты нормальной человеческой радости сгорают как просроченные бонусы. Ева и раньше думала об этом, но сейчас, рядом с Виталием, её накрыла голодная тоска по чувствам, по настоящей жизни. А не по той дурной комедии, которую изо дня в день ломаешь перед неиссякаемой толпой ученичков.

– Мне не нравится ваша новая затея. – Резко заявила Лада, тяжело дыша.

– Это идея Аскольда. Мы не могли отказаться, милая.

– Нет ничего такого, что нельзя было бы отменить. – Хмурилась Лада всё больше. И она не могла придержать это до дома. Тяжёлое едкое раздражение затмевало в ней гордость благополучной женщины и состоявшегося специалиста.