Раиса Сысоева - Нейроны льда

Высокий человек лет пятидесяти, крепкого телосложения, уверенный в своих прогнозах, полный скепсиса, а ещё без семьи, без слабостей, без особых примет – сосредоточенное непроницаемое лицо Фрола намного лучше аромата свежей горбушки или скрипа старых качелей, подталкиваемых мартовским сквозняком, напомнило Домне о детстве и о… матери, о самом первом её доме в один этаж три комнаты, о молодом отце.

– Ты один теперь со мной? – Губы Домны сложились в предулыбке.

– Будет ещё Виталик.

– ?

– Мы работали вместе, пока тебя не было. – Глаза Фрола глумились, как глаза уставшего до смерти отца, смотрящего на неумелые шалости своего малого дитяти, у мужика и нет уже сил засмеяться, но в глазах его пляшут весёлые огоньки забытой в буднях догорающей души, откликающейся только на самое родное.

– Кто он? – Полюбопытствовала Домна с некоей ревностью.

– Я терплю его с тех пор, как ты замужем. – Ухмыльнулся Фрол. – Надеюсь, сможешь воспринять его серьёзно.

– Я не замужем. – Тихо произнесла она.

– Пожалуй, нам пора.

Фрол торопил словами, на деле же колёса его внедорожника катили медленно, как с похмелья, по длинной невзрачной улице. Мимо, по тротуарам с обеих сторон, грустно по-невольничьи брели на работу сельчане. Люди, дёшево торгующие временем собственной жизни, чей маршрут определён на годы вперёд, – не смотрят по сторонам и не отклоняются от заданного ритма, – если душа завяжется в узел от обиды или переживаний, которые никому нельзя показать, плоть сама вынесет к месту будничного труда, плоть памятлива.

Домна и раньше замечала, какими порой несчастными и опустошёнными выглядят совершенно незнакомые ей люди (разных национальностей и разных профессий) во время отдыха в прекрасный летний день или прогулки по тенистой алее – когда думают, что их никто не видит. Много раз Домна представляла, как напишет книгу, где каждый абзац будет посвящен очередному грустному человеку, который когда-либо ей встречался – она изменит все имена, не тронет жизнь этих прохожих, к произведениям искусства нельзя прикасаться руками. Но она придумает им новые шансы, пересоздаст тех, кто забыл о себе, насколько он важен… Если покрытые европейским лоском и сдобренные неизменным уровнем комфорта, люди обнаруживают в своей жизни мучительные раны, не зарастающие и во время прекрасных путешествий, так каково же этим простым русским людям, с маленькой зарплатой, унылой жизнью и отдыхом, похожим на испытание?

– Скоро узнаешь, – пробормотал Фрол. Домна не удивилась и не обернулась возразить ему, в горле у неё стоял ком.

***

Средняя общеобразовательная школа №13 со стороны напомнила Виталию поделку из трёх обувных коробок, выкрашенных в разные цвета и расставленных относительно друг друга кое-как. Асфальтовая лепёшка сильно подержанного школьного двора бывшая некогда добротной, сегодня беспощадно растрескалась. Во многих трещинах виднелись щётки жёлтой или серой травы.

Он медленно припарковался, и не сразу решился выйти. Посмотрел на часы и остановил взгляд на выпуклом ободке обручального кольца, оттенок платины и мирная тишина в салоне автомобиля успокаивали его. Всю жизнь Виталию сопутствовал успех и он стремился многократно его усилить. Где бы он ни оказался и во что бы ни вкладывал деньги, его решения отражали оптимум, невидимый для многих. Первое время это серьёзно бесило Фрола. Но работа гончих не предполагает бешенства. Они поладили. Хороший юрист и успешный предприниматель, Виталий зажигался только от работы связанной с опасностью. Без угрозы и риска ему не думалось, не жилось, не дышалось. Загвоздка лишь в том, что сегодня он перегнул палку. Защищать дочку Аскольда будет, естественно, сложнее, чем кажется на первый взгляд. И посёлок этот напичкан наркоманами и криминалом в достаточной мере, чтобы ему как заместителю начальника охраны было о чём почесаться. Более того, это последнее дело Фрола. И вот здесь обязательно бывают осложнения, неучтённые моменты и опасность там, где в рядовой ситуации её не бывает. Вообще говоря, его собственная жизнь не имеет фрагментов называемых «рядовая ситуация»: сколько раз, раненый ржавой железкой, с воспалёнными от воздействия сыпучего яда (тонко нанесённого на подлокотник самолётного кресла) глазами, с дичайшей аллергией на шерсть ехидны или полуживой после заплыва в ледяной воде, Виталий мирно являлся к своей супруге, опрятно одетый и рассеянный наподобие автора доклада по способам применения изохорного и изобарного процессов. Белокурая чаровница Лада не была довольна его частыми отлучками по долгу службы, но не могла она и заподозрить в нём человека, способного голыми руками свернуть шею или успешно посадить самолёт на одном двигателе. Они с Фролом были самыми первыми. Они набрали и обучили армию Аскольда Киевлянина. Из подобного рода профессий нет выхода, в лучшем случае передышка.