Шанжан Тряпье - Улицы Магдебурга

– А теперь как это будет выглядеть слитно под музыку.

Снова сменили диспозицию, Вагнер гибко прогнулся, но не лег на его руку, и сейчас Ротгер особенно ясно это понял – Магнус не только держал баланс, он делал это полностью сам. Его не нужно было нести, ему не нужна была традиционная поддержка от партнера.

Музыка была сложной, Ротгер был готов к этому, а вот будет ли готов Магнус. Взять связку под счет и с объяснением это все же не то, что пройти вариацию с первого раза. Ротгер рисковал очень многим, угрожая продемонстрировать несовершенство владельца школы, пусть и в женской партии, которую тот имел полное право не знать даже в общих чертах.

Но Магнус танцевал, как рукой писал. Он ловил каждый намек, и блаженно откинутая голова и прикрытые глаза, и обостренное чувство партнера, и легко, едва заметно сжимающаяся на поворотах в его руке ладонь, все говорило Ротгеру, что Магнус Вагнер не даром ест свой хлеб и свое масло. Широкоплечий, с рельефной спиной и вздувшимися венами на шее, Магнус Вагнер кружился в его руках, словно ажурный мотылек, не имеющий собственного веса. Ротгер точно знал, что ни одна девушка из его класса не могла бы быть такой чуткой и такой послушной, и ни одна не попадала бы с ним так точно в синкопу музыки. К концу вариации Ротгер понял, что Магнус с легкостью мог бы пройти этот рисунок один, в идеальном прогибе и без партнера.

Ротгер остановился, повернул голову к курсантам. Давно он не видел такого благоговейного почтения на лицах. Да, раньше мейстер был один, теперь они видели, как работают сразу двое.

Магнус продолжал стоять, замерев, демонстрируя точку и откинув корпус далеко назад, словно бабочка свела крылья в линию. Ротгер увидел закушенный рот, ощутил окаменевшие на его руке пальцы и поспешил поставить Вагнера ровно, и скорее ощутил, чем услышал облегченный выдох. Магнус церемонно поклонился ему, щелкнул каблуками и развернулся, выхватил свой пиджак из рук курсанта. Едва заметно, видимо только наметанному глазу тренера, припадая на левую ногу. Он не оглянулся, выходя, а Ротгер смотрел ему в спину, словно буквы на ней хотел прочитать.

– Итак, кто продемонстрирует то же самое медленно под счет? А я посмотрю.

Он нажал кнопку на магнитофоне, сел на скамейку и вдруг увидел, что Магнус никуда не ушел. Он стоял в дверях, стиснув пальцы на косяке, и смотрел на него так, словно не видел несколько столетий, словно между ними была по меньшей мере сотня миль и тысячи и тьмы чужих войск. Он сжал руку в кулак, но ладонь все еще ощущала спину Магнуса Вагнера, не нуждающуюся в поддержке.

Отпустив курсантов, Ротгер Майер расстегнул корсет и вдохнул, словно впервые. Встал перед зеркалом, прогнулся, нашел баланс, шагнул назад, пробуя на зуб партию партнерши. Взгляд Магнуса до сих пор словно тащил его по ледяным торосам и обломкам скал на рифы. Он пошел из класса. Выключил свет и услышал голоса курсантов, выходящих из раздевалок. Он остановился за дверями, не желая встречаться с ними. И вдруг понял, что они рассказывают друг другу его историю. Вся его жизнь неожиданно оказалась сложена из обрывков фраз, коротких рваных слов и легкомысленных усмешек.

– Да это же хозяин школы, – девичий смешок, – А ты думал..?

– Я не стал бы работать с ним после этого. Да еще вот так.

– Ну а он, судя по всему, поумнее тебя, – дружный хохот.

– Но это же ужасно, так поступить с другом!

– А Майер не простил.

– А смотрит, как… – смущенная заминка.

– Он часто приходит, – вжикнула молния, – Стоит в дверях и смотрит, словно голодный на хлеб.

– А камеры?

– Ну, видимо, не устраивают его камеры.

– Майер? Не видит. Вагнер ходит, как привидение. Постоит и исчезнет неслышно.

– Я тоже думал, у него травма, танцевать не может больше, а он вон как…

– Лучше Майера, – фыркнул кто-то.

Ротгер прикусил щеку. Вот и устроил показательные выступления.

– Не лучше, – произнесла одна из девушек, – Никто не лучше Майера. Майер все чище делает, он текст ногами произносит так, что читать можно.

Ротгер Майер с облегчением криво улыбнулся. Его наука не только в ногах, но и в глазах. Не всем дано чисто танцевать, но ведь кто-то должен судить конкурсы, отбирать составы.

– Так вот почему Печатник! – кого-то осенило, кто-то только что открыл для себя смысл прозвания мейстера.

– А Вагнер словно от руки пишет – бегло, чисто, но не печатно.

– Да у него обе стопы переломаны, – бросил кто-то, – Все мелкие косточки, откуда четкости взяться. Потому и не танцует.