Шанжан Тряпье - Улицы Магдебурга

Так оно и вышло. Через неделю аптекарь Мюллер заметил, что герр Рейнхард слишком часто покупает аспирин, и возразить тут было нечего. Когда Мюллер поинтересовался, как себя чувствует новое приобретение герра Рейнхарда, пришлось отвечать. Нормально чувствует. Работает в мастерской у Ланге. Отвечает на вопросы. Починил старый ундервуд.

Не быть больше одному, вот что нравилось Рейнхарду. Ему не требовалось общение, его не тянуло поговорить, он не нуждался в помощи. Но находиться дома не одному много значило. Готфрид, который не задавал вопросов, не приставал с рассказами и практически никак не проявлял себя, был то, что надо. Просто теперь Рейнхард варил кофе на двоих. А вечером, если Готфрид освобождался раньше него, то приезжал за ним на старом хорьхе. Если Рейнхард засыпал за столом, уронив голову на ундервуд, то утром он просыпался на диване и накрытый пледом. Он привык засыпать под звук льющейся воды, привык к тонкому запаху мазута, исходящему от ботинок Готфрида, привык к его безмолвному присутствию по вечерам.

Ему нужно было в ком-то отражаться. Аптекаря Мюллера было мало, чтобы засвидетельствовать присутствие и реальность Рейнхарда. Простой утренний вопрос: тебе кофе как себе или с молоком? – запросто доказывал, что такой человек, как Рейнхард, действительно существует. Это было важно.

Однажды у калитки его окликнула Марике. Марике с Форратгассе, самая красивая девушка в их квартале. Не скажет ли герр Рейнхард, не сможет ли герр Готфрид починить ее швейную машинку? Наверное, что-то испортилось внутри, и лапка перестала прижимать стежку, отчего строчка не выходит ровной. Это большая проблема для Марике.

Почему же не сможет, дорогая фройляйн Марике, давайте его и спросим. Готфрид! Готфрид, ты мог бы починить старый зингер 4 4 Известная марка, выпускавшая в том числе швейные машинки фройляйн Марике? А фройляйн не откажется угостить тебя кофе и сырным печеньем. Готфрид вынес ящик с отвертками и отправился с Марике на помощь старому зингеру.

Рейнхард стоял на крыльце и смотрел им вслед. Кофе с сырным печеньем. Почему он не научился в юности чинить механизмы? Вот кусок хлеба, достойный мужчины. Рейнхард вернулся к ундервуду. Через час он протер крышку фортепиано и обнаружил, что Готфрид ухитрился настроить его. Наощупь вспоминая ноты, Рейнхард провел достаточно времени, чтобы уничтожить все сырное печенье и починить все швейные машинки в округе. Но недостаточно, чтобы Готфрид вернулся домой. Рейнхард перебирал клавиши и чувствовал, что истончается, как тень в сумеречном утреннем свете. Через два часа он встал и выпил аспирин в кухне. Он хотел заснуть на клавишах, но побоялся, что так и проснется утром, потому что некому будет переложить его на диван и накрыть пледом.

Возвращаясь домой, Готфрид запнулся о сидящего на ступеньках Рейнхарда.

– Это ты? – вскинулся тот.

– Да, Рейнеке.

Рейнхард открыл глаза. Его сто лет никто не называл Рейнеке. Как лисицу. Готфрид присел перед ним, поставил ящик с отвертками.

– Ты починил все зингеры в округе? – поинтересовался Рейнхард.

– О да, и принес тебе сырного печенья.

– Спасибо, что не сифилис, – Рейнхард поднялся и тут же схватился за перила, тело затекло и отказывалось подчиняться, – А что еще?

– Ты только скажи, – рассмеялся Готфрид, – И в другой раз я принесу все, что скажешь.

– Не скажу, – буркнул Рейнхард, потирая глаза.

Готфрид усмехнулся, закинул его руку себе на плечо и повел его в дом. Рейнхард шел и молчал, понемногу чувствуя себя все более реальным. От Готфрида пахло машинным маслом и совсем немного сыром.

– Что ты там делал так долго? – спросил Рейнхард, лежа в постели.

– Ты ей нравишься, – сказал Готфрид, закрывая его одеялом.

– С чего ты взял?

– Она все время о тебе спрашивала, – Готфрид задернул шторы.

– Это ничего не значит, – сказал Рейнхард и заснул.

Утром он пришел в спальню Готфрида раздвинуть шторы.

– Готфрид? Тебе кофе как обычно, или как себе?

В то время, как ангел в темноте принимался за утреннюю работу, Стефан Фальк, молочник, еще сладко спал. Ангел ворочал тяжелые бидоны в молочне, мыл бутылки и ставил поддоны в кузов. После этого он заворачивался в крылья и прикреплялся к балке в молочне вниз головой и спал весь день до вечерней дойки. Когда Стефан просыпался, фургон уже ждал его на Мильхштрассе, готовый к тому, чтобы доставить утреннее молоко всему Магдебургу.