Артур Ширази - Светом двух миров

Оббежав стороной морг, Семён оказался у старой теплотрассы, которая протянулась прямой линией на границе города, отделяющей его от густого соснового леса на высоком хребте, что тянулся вдоль долины. Семён подлез под толстые трубы и затем стал взбираться прямо сквозь шершавую траву, в гору.

Шаг его замедлился, он стал дышать глубже и ровнее. Прохладный лесной воздух проникал под плащ, где щекотал вспотевшую спину. И оказалось, что Семён чувствует даже шевеление тонких пушинок на перьях крыла.

Тяжёло дыша, он взбирался без тропы, в лоб штурмуя крутой травянистый склон поросшего сосняком хребта. И это помогало ему привести в порядок свой разум. Столько событий и новых ощущений. Надо бы разобраться со всем этим. Но мыслей не было.

Совершенно точно, – и это Семён уже осознал, – произошло что-то невероятное. Факт тяжёлого крыла за спиной не вычеркнешь. В голове висели два вопроса: как это возможно и что теперь делать? Причём от ответа на первый, как это казалось теперь Семёну, зависел ответ и на второй. Но как бы не крутил в голове он все произошедшие с ним события, ясности не добавлялось. Своих мозгов явно не хватало. А эксперт в этом вопросе так пока и не объявился. Хорошо, что вихрь первых эмоций уже улёгся, и можно было прислушаться к себе, попытаться найти новый путь мысли.

Но вот как бы Семён не старался, пути не было. А крыло оставалось. Всё так же, за спиной.

Запыхавшись, он сел на ковёр из рыжих сосновых игл, приладился к длине крыла, упершегося в землю позади, закрыл глаза. Потом снова открыл и вгляделся вдаль, в голубеющие волны далёких хребтов, расплывающиеся в полуденном мареве. Этот простор притягивал взгляд и вытягивал сиюминутное из головы, оставляя внутри тишину. Покой, которого никогда не доставало, но теперь пришедшего в дар.

И ещё чистота. От того, что не нужно бояться, притворяться. От того, что застыл в отрешенности перед будущим и прошлым, знание о которых оказалось слишком тяжёлым, за гранью отказывающего ему теперь ума.

«Не важно, что впереди! И какая разница, что у тебя уже за спиной!» – подумал Семён.

Это, конечно, относилось к прошлому. Не к одинокому крылу за плечом.

Семён почувствовал на губах лёгкую улыбку.

Это потому, что чистота принесла покой, а он – смирение. И от того она и родилась. Несмелая пока, но настоящая улыбка.

«Разберёмся, потихоньку» – подумал Семён.

Он привалился в каком-то блаженном состоянии к стволу мощной сосны, держащей толстыми корнями крутой склон. И почувствовал тёпло её коры, солнечность её токов, бегущих по жилам ввысь, к самому небу. Закрыл глаза. Утонул в оранжевом свете солнечных лучей, льющихся сквозь веки. Они напитали его душу и убедили в одном: всё будет хорошо.

А потом время замедлилось, и всё вокруг перестало существовать. Остался только свет, тёплым маслом текущий в груди и согревающий сердце.

Так прошло несколько часов, как это показалось Семёну. По крайней мере, солнце теперь перекатилось за полдень. И он встал на слабых своих ногах, разомлев от внутренней теплоты и долгого сидения на солнце. Нужно было возвращаться и как-то жить дальше.

Но сначала вновь пересечь дворы и широкие улицы, заполненные теперь людьми, чтобы оказаться в уединении своей холостяцкой комнатки.

В кармане Семёна зашуршал взятый им для прикрытия перед соседом Колей пакет. И в голове вдруг появился несколько идиотский план: заполнить его травой, шишками и цветами, и, закинув за спину, как-то замаскировать горб под плащом. Может, хоть так было бы спокойнее внутри.

Всё ещё сомневаясь, но не видя других вариантов, Семён так и сделал. Закинул за правое плечо набитый до отказа пакет и направился в сторону ближайших многоэтажек.

Прошёл дворами, вышел к центральной улице, которая действительно кишела уже людьми, перешёл на светофоре дорогу. То ли пакет помог, то ли в целом умиротворенное состояние принесло результат: паники внутри не было. Лишь один раз Семён заметил, что на него обратили внимание, и это был ребенок в той же песочнице его двора, что и раньше этим утром. Нет, конечно же, ребёнок был другой. Странно было бы, если б тот, первый, целый день сидел, дожидаясь его. Но и этот, новый, тоже бросил вдруг неумело возиться в песке и поднял свой открытый взгляд прямо на Семёна. На личике ребёнка сама собой медленно распустилась улыбка, а глазки солнечно заблестели.

Семён от какой-то внутренней полноты улыбнулся в ответ. Он сам не понимал, как же раньше он стыдливо отвёл глаза от детского взгляда, будто тот его обличал, поймав на внутренней безрадостности. Теперь улыбалось легко и светло. И было не больно.