Мария Папкова - 54 по шкале магометра

Мимо бабок он брел, как каторжанин, отягощенный злом, еле волоча ноги. Казалось, на подошвы налипли килограммы грязи, делая каждый шаг невозможно трудным.

Бабки хранили презрительное молчание, метая в сторону бунтовщика говорящие взгляды.

Пустота вокруг росла и ширилась. Люди сторонились Игоря, словно от него так и разлетались грязные брызги. В транспорте расступались, никто не желал занимать свободное место рядом. На это отваживались лишь автобусные бабки. Их словно магнитом тянуло. Садились рядом обязательно обладательницы мощной комплекции, вдавливая Игоря, чуть ли не в самое автобусное стекло. Игорь твердо решил ездить стоя. Но и тут в транспорт обязательно загружалась какая-нибудь бабулька с кошелками, становилась непременно к Игорю плечо к плечу, ставила кошелки ему на ноги. Отходил он, продвигалась и она, обступая ему все ноги, тесня и толкая, пока тот не выскакивал на остановку раньше, предпочитая плестись пешком. Бодрый шаг больше не получался, ноги, как в колодки, были закованы в грязь.

Кольцо бабок сужалось. Они теперь были повсюду. Казалось, их влечет к нему невидимой силой.

В магазине сварливые старухи выхватывали у него из рук продукты, толкали в очереди, которая образовывалась у любой кассы, куда бы Игорь ни пристроился. Его оттесняли в самый хвост, тыча в нос какими-то корочками, ругая дармоедом. Уже на кассе кропотливо и неимоверно долго отсчитывали мелочь и пересчитывали сдачу. Игорь страдал не столько от нового фантасмагорического окружения, сколько от себя самого.

Опустошение только тяготило, а грязь на подошвах угнетала. Игорь везде оставлял безобразные следы и стыдился своей отвратительной обуви. Он тщательно мыл и начищал ботинки. По несколько минут отирал ноги перед входом в помещение, но комья грязи оставались после каждого шага. Он дико извинялся перед ничего не понимающими уборщицами, пытался поделиться наболевшим с коллегами, еле подбирая слова, чтобы описать всю тяжесть положения и гнет стыда. Понимания не нашел: про пустоту не разделяли, грязь не замечали. Вокруг тут же образовывался молчаливый вакуум.

– Игорь, сейчас все лечится: и алкоголизм, и депрессия, – шепнул друг-трубач и утянулся вслед за остальными.

Игорь не понял, какое это к нему имеет отношение. Больше всего его поражало, что грязи никто, кроме него, не замечает. Если ее видит он один, нужно подлечить нервишки.

В поликлинике, на удивление, народу не было. Игорь нагнулся к окошку регистратуры. Неведомо откуда взявшаяся бабка отпихнула его в сторону, требуя талон на завтра. Игорь терпеливо дождался своей очереди.

Пожилая регистраторша проворчала, что прием у терапевта закончен, запись к невропатологу через месяц, психиатра у них никогда не было. Раз у Игоря нет ни повышенной температуры, ни острой боли, какую помощь он тут хочет получить?! Пальцем указала на дверь доврачебного кабинета в конце коридора. Туда Игорь и направился, шаркая ногами.

– Куда?! По помытому-то?!

Игорь вздрогнул от неожиданности, он мог поклясться, только что в коридоре не было ни единого человека. Игорь обернулся на голос. Пол внезапно стал мокрым. Каблук поехал, как по маслу: одна нога взметнулась вверх, вторая не удержала тело, потерявшее опору. Руки сделали взмах, словно цепочка генной памяти сконцентрировалась на стадии доисторического гуся. Но, видимо, у этого конкретного предка тоже были проблемы со взлетами, а вот с падениями не было. И мокрый пол уже был рад встрече с телом, но под локоть подхватила уверенная рука.

Сухонькая старушка в белом халате поддержала, убедилась в Игоревой устойчивости, лишь тогда отпустила его локоть и шваброй затерла грязные следы.

– Ну, наследил, ну, наследи-ил! – тянула она нараспев, но не злобно, а сочувствуя.

– Вы тоже ее видите? – обрадованно, впервые за несколько дней, воскликнул Игорь.

Тяжесть опустошения пропала. Сразу после поддержки. Как рукой сняли!

– Как же ее не видеть, когда вон чего, комьями отваливается! На-ка вот, милок, – она пошарила в кармане халата и протянула шуршащий комок Игорю, – возьми бахилы. А то так и будешь грязь месить.

Игорь натянул бахилы и понял, что ему не нужно больше ни в доврачебный, ни во врачебный кабинет. Его переполняло счастье. Он кинулся к старушке, обнял сухонькое тельце, с легкостью приподнял над землей, закружил и поставил, где взял. Та смеялась заливисто и заразительно. На глазах Игоря выступили слезы счастья.

Он рванулся к окошку регистратуры, стал требовать книгу жалоб, чтобы написать благодарность санитарке, спасшей его от страшного недуга, просил подсказать имя бабушки, но ему ответили, что в младшем обслуживающем персонале у них пенсионеры не работают.