Михаил Бочкарёв - Москва Поднебесная

Для начала он решил проверить содержимое кармана. Что-то необъяснимое останавливало его залезть внутрь сумки сразу, и он начал с малого.

Там был конверт. Елисей достал его и внимательно осмотрел. Обычный почтовый конверт с маркой, на которой был изображён разноцветный воздушный шар, парящий в облаках.

Необычное заключалось в другом. На конверте имелся фабричный оттиск. Типографский шрифт гласил:

« Инструкция по вскрытию спортивной сумки тёмно-синего/тёмно-оранжевого цветадля Елисея Никаноровича Нистратова, подотчётный номер ZZx2344 июль 22, 13:38 Москва ».

Елисей машинально посмотрел на часы и побледнел: было ровно 13:38, причём минутная стрелка встала на отметку именно в тот момент, когда Елисей на неё взглянул. На дворе стоял июль, и, насколько помнил Елисей, число тоже указано верно.

Он, сухо сглотнув, судорожно вскрыл конверт и достал свёрнутый втрое листок. Нервный тик правого века снова дал себя знать. Елисей торопливо потёр глаз тыльной стороной пальца, развернул листок и прочитал:

«ИНСТРУКЦИЯ: Открой сумку».

Больше на листке ничего написано не было.

Как во сне, он отбросил немыслимую в своей глупости и в то же время убийственно загадочную инструкцию, сел на пол и расстегнул молнию.

В сумке находились два свёртка: один большой, второй поменьше.

Елисей распаковал тот, что побольше.

Сначала он даже не понял что это; потрогав осторожно рукой белую мягкую поверхность, Елисей ощутил странное тепло. Он пригляделся.

Это были два крыла, сантиметров семьдесят в длину, белоснежные, удивительно чистые, почти невесомые.

Елисей взял одно и попытался расправить. Легко и бесшумно крыло распахнулось, и Елисея обдало ветерком, и в дуновение примешался слабый зыбкий запах, ни на что не похожий и в то же время удивительно знакомый. Так бывает иногда. Раз! – и случайно пойманный где-то ветром аромат еле коснётся обоняния человека, и он вдруг вспоминает или силится вспомнить давно забытое, потерянное ощущение чего-то важного, такого настоящего, значимого, такого необъяснимо знакомого, что, кажется, ещё чуть-чуть и ты поймёшь всё. Всё, что только может понять человек. Но память не возвращает в прошлое, и прозрения не возникает, а только отзывается гулкой тоской душа. И вдруг понимает человек, как изменился мир вокруг, как изменился он сам, как одинок он и ограничен, но длится это лишь доли секунд: слабая вспышка – и через мгновение ни запаха, ни воспоминания нет, а есть ощущение невосполнимой потери.

То же произошло сейчас с Елисеем. Вспышка – воспоминание – пустота. Елисей аккуратно сложил крыло и положил перед собой. Почему-то он сразу понял, что это не крылья какой-то птицы или невиданного пернатого зверя.

«Ангел, ограбивший банк», – первая чёткая мысль, появившаяся в голове.

Чем дольше Елисей смотрел на крылья, тем больше убеждался, что видит их не в первый раз. Но где и когда приходилось созерцать это чудо, вспомнить не мог.

Он взял в руки второй свёрток. Пакет был значительно тяжелее. Что-то твёрдое на ощупь. Почему-то Елисей представил себе кирпич, завёрнутый в плотную бумагу.

Он решительно разорвал упаковку и вытащил чёрного цвета предмет прямоугольной формы. Предмет был гладкий, как стекло, и внешним видом никак не выдавал своего назначения, но на кирпич действительно очень походил.

Елисей повертел его в руках, поскрёб ногтем, посмотрелся на своё идеально ровное отражение в чёрной зеркальной грани, и увидел там лицо унылое и растерянное, как у проигравшего в лотерею неудачника.

Наскоро завернув крылья и непонятный предмет в упаковочную бумагу, Елисей сложил их обратно в сумку и задвинул её под кровать.

Он принялся ходить по квартире, да с таким видом, будто только что по радио объявили о неминуемом конце света. Странное содержимое сумки разбудило в голове апокалипсические фантазии и трусливые подозрения, что он попал в жуткую историю, густо замешанную на религиозности и мистике. Елисей вспомнил телефонный звонок, предшествовавший его любопытству, и твёрдо уверился, что это вовсе не розыгрыш и не случайное совпадение. А ещё он вспомнил хвост, высовывающийся из-за спины старика изогнувшейся полусонной коброй.

«Так ведь они знали! – вдруг с ужасом осознал Елисей. – Знали, что я вскрою сумку!»

Он побежал в комнату, увидел на полу конверт и схватил его. Зрачки тряслись, как две сливы на ветру, вот-вот готовые сорваться. Он увидел, что никакой надписи, касающейся его права открыть сумку, нет. На конверте не было вообще никакой надписи. Он был совершенно чист.