Ярослав Кудлач - Последняя фреска

– Па-па-прастите, – заикаясь, выговорил слуга, – он велел пхе-передать, что его имя Андреас Окс и он должен…

Епископ вскочил с неподобающей возрасту и сану резвостью.

– Как? – загремел он. – Андреас Окс вернулся? Что же ты молчал? Сейчас же зови!

Слуга умчался. Фон Веннинген взял посох, вышел из-за стола и принял соответствующую должности позу. Через минуту раздались бухающие шаги, сопровождаемые лязгом шпор, и в зал вошёл высокий, широкоплечий мужчина, одетый в запылённое дорожное платье. На поясе висел короткий меч в видавших виды ножнах, голову покрывал некогда дорогой, а ныне истрёпанный шаперон. Вид гостя говорил о проделанном дальнем пути, но на круглом румяном лице не было заметно и следа усталости. Чёрная борода раздвинулась, сверкнули ослепительно белые зубы, и странник оказался у ног епископа.

– Андреас, друг мой, – сказал фон Веннинген, отечески улыбаясь.

– Ваше преосвященство! – гость приник к протянутой руке с драгоценным перстнем на указательном пальце.

– Ну, хватит, – епископ высвободил руку и жестом велел гостю встать.

Тот вскочил, сорвал головной убор и зашвырнул в угол. Епископ нисколько не разгневался на такую вольность, а добродушно указал на стул. Путешественник с удовольствием рухнул на сиденье. Фон Веннинген пристально рассматривал отдувавшегося купца.

– Вернулся, – произнёс наконец епископ базельский. – Живой.

– Да, я жив! – кивнул Андреас Окс. – Хотя мог бы погибнуть раз пять, не меньше.

– Рассказывайте! – стукнул посохом старец. – Где вы странствовали целых полтора года?

– Два года, ваше преосвященство, – поправил купец. – Два года без трёх недель и двух дней. За это время приучился есть всё, что попадалось, и пить, что наливали…

Епископ рассмеялся.

– Всё тот же Андреас Окс! – сказал он и трижды стукнул посохом в дверь. – Ходит вокруг да около, но чтобы попросить – ни-ни!

– Я опасался гнева вашего преосвященства, – лукаво сказал визитёр. – Говорить о вине и прочих утехах в доме служителя святой церкви…

– Верно, мне вино не положено по сану, но для гостей в погребах всегда что-нибудь найдётся…

В кабинет заглянул знакомый нос.

– Кувшин бургундского моему гостю! – приказал фон Веннинген. – Да принеси мяса и хлеба! Ведь вы голодны, мой друг?

– Быка целиком проглочу! – откровенно объявил Окс. – Со вчерашнего утра ни крошки во рту!

Слуга опасливо кивнул и пропал с глаз.

– Как дорога? – спросил епископ. – Вы сказали, что чуть не погибли…

– Все опасности, подстерегающие торговцев на тропах чужих стран, ничто по сравнению с упрямством городской стражи Базеля! Я им, видите ли, не понравился, и они долго тыкали в меня и лошадь алебардами. Тогда я разозлился и заявил, мол, меня ждёт сам епископ и я зарубил прошлой ночью пятерых разбойников не для того, чтобы у самой цели пререкаться с глупыми стражниками. Они сразу притихли.

– А вы действительно убили пятерых злодеев? – полюбопытствовал его преосвященство.

– Вообще-то, злодеев было только двое, и случилось это не ночью, а днём, две недели назад в Милане. Я хотел пройти, а эти хамы загородили ворота! Да и не убивал я их, лишь чуток помял. Они, видите ли, не хотели выпускать меня из города.

– Так это были не разбойники? – удивился епископ.

– Нет, такие же болваны с алебардами. Я там давеча в трактире нашумел. Подлецу трактирщику не понравилось, что я ухаживаю за его дочерью. Ну я и съездил ему по зубам. Потом даже хотел заплатить, но этот дурак помчался в казармы и позвал стражу. Отвели нас к судье. Начал он допрос, а трактирщик только шипит и кровью плюёт, еле говорит. Судья велел мне остаться в городе, пока пострадавший не вылечится и не даст показания. Сидеть в Милане и ждать – нет, это не по мне. Я отправил слуг вперёд, а сам решил выйти через другие ворота, но стражники задержали! Пришлось поколотить обоих…

Епископ снова улыбнулся:

– Да, вы с детства отличались вспыльчивым характером. Недаром получили прозвище Чёрный Петух…

– Точно, – подтвердил Андреас. – То и дело с мальчишками дрался. Папаша покойный, бывало, узнает, как схватит вожжи и давай меня охаживать. Только постарел он уже, рука не та. Лупит, а я смеюсь. Ну, хлестнёт с десяток раз, да и отпустит…

Дверь вновь открылась. Носатый слуга внёс огромный кувшин и глиняную кружку. Следом вошёл мальчик с цельным копчёным окороком и буханкой ржаного хлеба. При виде такого великолепия купец жадно заурчал, придвинулся к столу и бесцеремонно сгрёб в сторону свитки. Фон Веннинген опустился в ненавистное кресло и замахал рукой на прислугу. Те поставили принесённое и, пятясь, удалились. Окс, не церемонясь, налил полную кружку, осушил её залпом, налил вторую, сделал ещё несколько глотков и лишь потом вытащил нож. Глядя, как путешественник расправляется с едой, епископ поощрительно улыбался, но пальцы его преосвященства нервно поглаживали верхушку посоха.