Станислав Малозёмов - Чудо в перьях

– За мной! – завизжал молодой мусорок с двумя звёздочками, – завёлся автор и читал с криками и шумом. – Догнать и расстрелять как собак нерезаных! Потому как они напали на милицию, на орган власти советской.

Началась погоня. Наримановские, хоть и связанные, а разбежались прямо из «воронка». Мусора его закрыть забыли. Наши, которых не сильно ухряпали, из «воронка» прибежали и стали портвешок допивать. Мирные отряхнулись и сели закусывать.

А на улице погоня пошла. МусАрня наших по следам хотела словить и прищучить. Короче, детектив поднялся в полный рост и размер. Строгий и долгий».

– Конец первой главы. Вторую читать? – Лыско снова набрал полное пузо воздуха и взял второй лист.

– Да не, всё прекрасно! Детектив как на ладони. Надо печатать, если и дальше такой же разворот событий, – улыбался Панович, председатель. – Хороший народ собрался в литобъединении. Талантливый.

– Далее вообще страсти нечеловеческие, – сказал Лыско. – Внимательно читать – со страха в штаны наложишь, если слабохарактерный.

– Ну, детективы читают люди крепкие духом, – заключил председатель. – Берём второй книжкой в типографию. Теперь переходим к стихам. Людям нужна поэзия, потому как жизнь – тупая беспросветная проза скучная. Хотя у капиталистов, конечно, житуха вообще дерьмо. Это заявляю официально. Как председатель литературного объединения.

– Лады. Только у меня к автору Лыско профессиональный имеется вопрос, – крикнул Проценко Дмитрий, тоже писатель детективов. – Вот в том месте где «ихний» из под стола выныривает, стул за ножку ловит и нашему одному по тыкве сиденьем – «тырс!» не будет интереснее, если он его стулом по тыкве – «хряп!» А?

– Да! Хряп – оно тут уместнее, – согласился токарь Мишин, прозаик-промышленник.

– Да какой базар!? Заменю, – Лыско достал ручку и слово переписал.– Хряп, оно достовернее. Народу понятнее будет.

– Ну, и ещё чисто литературный вопрос, – пропищала Марьянова, вредная тётка. – Какая фабула у повести?

– Очень большая, – гордо ответил Лыско, автор. – Триста восемьдесят пять таких вот листов.

– А сюжет в детективе должен оптимистически кончаться, – не унималась Марьянова. – У Вас, автор, как с этим делом?

– Поймали всех. Много мусоров наехало. Скрутили и наших, и ихних, да вообще всех, кто в кафе был. Шмяк – каждого третьего, хряпс – каждого второго. Ты-дынс каждого первого! Даже поваров – «шарах»! по сытым мордам. А директора кафушки не нашли. Убёг, подлец. Но, главное, всех честно посадили на 10 лет общего режима. Так хорошо работает советская милиция. Об этом и детектив мой. Кто осмелится сказать, что наша милиция нас не бережет и мышей не ловит?

– Ну, хорошо, что больше нет вопросов, – обрадовался председатель. – Скоро напечатается первый в области собственный детектив.

Автор поклонился и, прижимая рукопись к груди, сел на место, пустив маленькую, сверкающую слезу радости от удовольствия.

– Осталось теперь три поэтических книжки выбрать. Одну нашли уже. Это толстая детская поэма сантехника Перегудова про курочку и маленькое яичечко. Её вы уже слушали. А где мясники с базара, тоже детские поэты? – снова влезла Марьянова, технолог пивзавода. – Руки в крови до плеч, а деткам стишки кропают. Вы должны убийцам писать в тюрьмы и комарам- кровососам. Нонсенс же – мясник и дети. Чистыми руками надо деткам хоть что давать. Жизнь их потом сама замажет. Заляпает и загадит.

– Да мы детей как раз любим! Потому им и пишем! А рубим уже убиенную скотину для вас. Как пожрать свининку, так у всех рот, небось, в слюнях? Мы, к слову ни одного ребенка топорами не порубили за десять лет. А, наоборот, дарим им радость стихотворную. Пусть привыкают, что и среди мясников есть добрые люди, – сказал главный из трёх мясников-поэтов Скороплюев Василий. Я слова придумываю, Гришка Кукин рифмы, а Митрий Чувашев всё это в кучу собирает. У нас для малолеток стишков на пять книжек крупными буквами набирается. Но издадим покедова одну и, если родители этих мальцов не бросят у нас мясо покупать, значит, мы талантливо написали. Прослеживаете прямую связь?

Давай, сбацай стишок уже! – нетерпеливо заёрзал на стуле поэт-сантехник Перегудов. Он уже свой отдекламировал и желал от души мясникам громко провалиться, чтобы книжку не выпустили и этим поэзию не осквернили.

– Стишок написать – это вам не на базар за мясом сходить, – убеждённо сказал Скороплюев Василий. – Вот детишкам подарок в рифму. Зовётся он красиво: «Болтливый заяц». Это вроде как он сам спьяну-то и рассказывает зверям в лесу: