Дмитрий Манасыпов - 13 участок – 2. Ренегат

– А, Кроу, ты прямо припозднился, – пророкотал наш папа-мишка. – Была у тебя эта стерва?

– Да, шеф, недавно ушла.

– Хорошо, – пробасил он и засопел. – Ты, Кроу, вот что…

– Да, шеф?

– Будь осторожнее и крути головой во все стороны, примечай и, сам понимаешь, да?

– Да, шеф…

– Формально, Кроу, ты ей должен подчиняться. Фактически… не нужно же ничего объяснять?

– Да, шеф!

– Кроу, чертов подонок, ты долго собираешься меня шефствовать в хвост и гриву, э?

– Да-а-а… шеф?..

– И для чего я распинаюсь, интересно?.. – голос шефа минорно скатился в меланхолию. – Черт с тобой, дурень, радуйся возвращению и не забывай где служишь. У Роецки вся информация, пока ничего, мм-м, иного, да, иного, не накопали. И, да, Кроу, удачи.

– Спасибо, шеф. Вам тоже. Передавайте большой привет миссис О`Брайен.

– Да иди ты к дьяволу!

– Да, шеф!

Вот и поговорили. Послушай кто со стороны это вот всё, подумалось бы человеку – два круглых идиота ведут разговор а-ля парочка полных имбецилов. А на самом деле инструкции детектив 13 полицейского участка Ночного Города получил недвусмысленные. В том смысле, что война двух служб, блюдущих Договор, СиКей и нас, несчастных, продолжалась и не собиралась заканчиваться. Дурь, вроде бы, а так и есть.

Да и черт с ними.

К слову, Роецки, вылив мое «Корз» в единственное возможное место моей комнатушки – горшок с никак не желающим помирать цветком, никак не решила вопрос алкоголя. Полностью придя в себя вспомнил о бутылке «Джека», стоящей в шкафчике с обувью. Достал, покрутил в руках граненое горлышко и…

И отставил в сторону. Именно этим объяснялось мое утреннее брюзжание, недовольство вдруг выскочившим солнцем и снегом, за ночь завалившим все. Роецки, ждавшая внизу, терпеливо молчала и даже не бросалась своими колкостями с сарказмом. До поры до времени.

– Господь Всемогущий, прости меня за упоминание тебя всуе! – рявкнула она на мое замечание о чертовых уборщиках, слишком рьяно чистивших тротуары. – Кроу, да что с тобой?! Хватит сверлить дырку в моей голове, моя голова должна думать, а вместо этого в ней поселился чертов лесной дятел из мультфильмов!

– Я к тебе не напрашивался, – буркнул я, оскорбившись и окончательно решив смотреть в окно. – Я вообще наслаждался заслуженным отпуском, давно его заработав беспорочной службой во благо горожан.

– Прямо не человек, а архангел Гавриил, оскорбленный отставкой, – Роецки трагично выгнула брови. – Давай-ка, дружок, поступим вот как…

«Вот как…», в целом, меня устроило полностью. «Вот как…» включало в себя свиные сосиски с яичницей и блинчики с сиропом в отличной забегаловке «Хенк». Ничо так, оказалось вполне съедобно, жрать можно. А кофе, вообще, был выше всяких похвал. Огромная такая, знаете ли, кружка, полная смоляного и чертовски сладкого кофе. Ух, просто.

– Ну, в курс дела станешь входить? – поинтересовалась Роецки, пристально рассматривая мое, вроде бы гладко выбритое, лицо. – Или продолжишь заниматься самокопаниями, вместо того, чтобы начать копать под ублюдков, устраивающих эдакие живописные вернисажи с потрохами и оккультной направленностью?

– Ладно, не ворчи.

Жизнь входила в какой-то страно-легкий и правильный ритм, наполняясь красками одновременно с, наконец-то, спрятавшимся солнцем. Мороз и солнце, день чудесный, еще ты дремлешь, друг прелестный, бла-бла-бла. Ненавижу щуриться в ясную и морозную зимнюю погоду, спасибо за вновь накатившие снежные тучи и просто бело-грязное за окном. Заверните еще и так до конца чертовой зимы.

За стеклом, а у Хенка большие панорамные окна, кипела жизнь. Катились по своим делам совсем новенькие «паккарды», деловито шуршали серьезные «форды», пару раз мелькнули яркие «понтиаки». Прошла совершенно экпрессивная особа в красном приталенном пальто, заставив оглянуться немало клерков, идущих на работу. Нью-Йорк, Нью-Йо-о-о-рк…

– Кроу. – Роецки меланхолично помешивала сахар. – Ты мне нужен, приходи в себя. Сколько ты заливал непонятную обиду на весь мир? Три дня, больше?

– Почти пять. – Я закурил, внутренне изумившись почти неделе, выпавшей из жизни. «Лаки», вкусно пахнущая табаком, потрескивала и заставляла становиться собой. – Рассказывай, милая агент, я весь внимание.

– Оу, – Роецки хмыкнула, – хорошо. Слушай.

А слушать пришлось не особо долго, но зато вдумчиво, иначе не вышло. Чересчур уж странная и страшная картинка рисовалась, вгоняющая в самый настоящий ступор и отдающая чем-то старым, кровавым и пахнущим огромными неприятностями.