Ашира Хаан - Еще одна темная половина

– Могла бы подумать и о моих потребностях, любовь моя! – вслед за шепотом в ухо ныряет язык, обводя его изгибы и снова сменяясь шепотом: – У мужчин, знаешь ли, есть потребности.

Что это значит?..

Я не успеваю додумать – он выходит из меня, закидывает мои ноги себе на плечи, и вместо его члена во мне снует его язык. Я бы сказала, что он совсем не замена… если бы могла сказать хоть слово. Меня бьет горячая дрожь, я чувствую себя натянутой стрелой, которая через мгновение… вот еще через мгновение… еще… еще… еще… Вот теперь! Теперь уходит в солнце, раскалываясь на тысячу пылающих частиц.

Никто не дает мне собраться – или сдвинуть ноги. Пальцы ныряют в горячую мокрую глубину, язык скользит снаружи и я не выдерживаю и пары секунд, снова выгибаясь, упираюсь головой в зеркало за своей спиной.

– Еще! – я не уверена, что знаю, кто из нас это стонет, потому что я чувствую как все мое тело умоляет – Еще! Но у меня нет дыхания, все еще нет, чтобы сказать это самой.

И еще. И еще.

И когда я понимаю, что наслаждение переходит в боль и хочу его остановить, я не могу – и тогда я кричу.

Но это не помогает.

Потому что если Люций хочет превратить мою жизнь в ад – он может превратить ее в ад даже с помощью оргазмов.

Я становлюсь то льдом, то огнем. Я плавлюсь и разлетаюсь острыми осколками, я сдвигаю ноги и стучусь затылком о зеркало, я царапаю ногтями его плечи и белоснежный холод раковины.

И когда я ударяюсь о зеркало особенно сильно, оно разлетается на куски, засыпая меня тысячью острейших кинжалов, в каждом из которых отражается искаженное наслаждением-болью лицо вампира.

В темноте слышно мое хриплое дыхание, шум воды и гул бара за дверью.

Я пытаюсь пошевелиться, и с меня падают осколки зеркала.

Открываю глаза. Резкости больше нет. Усиленного слуха нет. Я вновь чувствую, как алкоголь растворяет мои сосуды, отравляет мою кровь, кружит голову. Все мутно.

Так вот что…

Вот…

Я все еще чувствую тонкие пальцы у себя на коже.

В меня все еще вжимается горячее тело.

Горячее.

Я должна была понять.

Она испуганно смотрит на озеро осколков вокруг.

Даша? Или Маша?

Ее губы все еще блестят от моей смазки.

Меня тошнит.

Голова кружится так, что кажется сейчас оторвется.

Я стучусь затылком о раму зеркала, но лучше не становится. С каждым ударом картинка в голове меняется:

…вот Люций вдалбливается в меня со всей силы, а я подаюсь бедрами вверх и вверх, и он рычит….

…вот Даша стонет от моих поцелуев, пока ее пальцы продолжают сновать у меня между ног…

…вот Люций распинает Дашу на столешнице и вжимает живот в край, пока нанизывает ее на себя…

…вот я прикусываю свое запястье, чтобы не закричать, пока Люций трахает меня языком…

…вот Даша стоит на коленях и блестящий от ее слюны член Люция входит в ее горло до самого конца…

…вот я стискиваю грудь Даши, выкручиваю ее сосок, царапаю ее плечи…

…вот…

…нет…

…нет…

«Ты тварь! – визжу я внутри своей головы. – Ты просто тварь! Похотливый выблядок!»

«А мне понравилось, – отвечает мне шелест внутри шелеста мыслей. – Она охуенно сосет».

Потребности, сказал он! Потребности!

Я бью себя торцом ладони в висок, чтобы заставить замолчать его шепот, свой шепот, изгнать воспоминания, но вместо этого они ломаются на куски и перемешиваются так, что уже и не отличить, что с кем происходило.

Люций трахнул официантку в туалете бара.

Я трахнула официантку в туалете бара.

Люций трахнул меня в туалете бара.

Блять, меня тошнит.

Я сбежала из бара, едва сумев одеться. Где-то потерялся бюстгальтер, совсем не помню, куда делась шапка, не нашла свой телефон, но ключи были в кармане, и это все что меня интересовало.

Добрести до ближайшего сугроба, набрать в ладони снега и окунуть лицо в колкие льдинки. Исцарапать всю кожу к чертям.

Хорошая боль, отрезвляющая.

Я помню, что в последний раз составляла каталог видов боли, когда лежала в реанимации. Там была боль от уколов – почти незаметная, проходящая. Боль от катетера – навязчивая, но безобидная. Боль постоянная, которая гнездилась во мне уже много месяцев. Если бы я избавилась от нее однажды, казалось мне, я стала бы самым счастливым человеком на свете. Еще была боль смертельная. Если она приходила – нужно было успеть вызвать врачей. Иначе все могло кончиться плохо. И однажды, когда я ударилась мизинцем о край кровати и взвыла – я расплакалась от счастья. Это была боль из той жизни, где хуже нее почти ничего не было, и в тот момент она была приветом из нормальной жизни.