Ашира Хаан - Еще одна темная половина

Но если мы одно существо, как он может поступить так – с собой же?

Холодный смешок сквозняком щекочет мне ухо:

– Умная стала? Это в тебе от меня.

Мне чудится, или пальцы в волосах отпускают, разжимаются, холод сползает по затылку, переходит на заднюю часть шеи, потом ниже, пробираясь под футболку, скользит по позвоночнику, становясь все острее?

Мне чудится, или я чувствую горячий воздух у своей ключицы и едва заметное касание чего-то острого?

Этого не может быть – потому что Люция больше не существует.

Этого не может быть – потому что моя кожа под алкогольной анестезией, я только что держала руку в ледяной воде и почти не ощущала холода, а такие тонкие оттенки не ощутила бы тем более.

Но мне чудится.

Это все, что у меня осталось.

Я закрываю глаза, потому что черно-белый мир вращается вокруг меня. Я упираюсь ладонями в холодный камень столешницы – в раковине все еще льется вода. Шум не слышен, я слушаю то, что происходит внутри. Мне интересно только оно.

– Хочешь? – Шелестит еле слышный голос. – Хочешь?

Холод призрачных пальцев скользит по лицу.

– Я тоже кое-чего хочу… – льется внутрь меня ядовитый свист. – Дашь мне это?

– Что? – Спрашиваю я, но пугаюсь. – Да!!! – Быстрее, пока не передумал. Чего бы он ни хотел – я дам.

– Была бы ты такая послушная сразу, может быть, все пошло бы иначе… – издевается шепот. – Когда-нибудь я тебе расскажу…

На секунду мне становится страшно – это как заглянуть в бездну неслучившегося, понять, что потеряла что-то важное сразу после того, как это потеряла, но я не успеваю осмыслить это ощущение своим заторможенным мозгом. Потому что ощущения на моей коже перебивают все.

Они настоящие. Я не открываю глаза, но они настоящие – эти ледяные пальцы, что ложатся на мою шею сзади с двух сторон. Скользят вниз, касаются разреза на ключице, становятся влажными от крови.

– Сними.

Я в одно мгновение сбрасываю футболку вместе с бюстгальтером. На секунду я открываю глаза – и вижу в зеркале, как над раковинами наклоняется женщина с обнаженной грудью и страшными тенями на лице, словно ангел смерти уже пометил ее. Меня. Кожа серая, скрюченные пальцы скребут белоснежный фаянс, а в глазах пылает черное пламя.

Зажмуриваюсь – я не хочу знать, как это выглядит. Потому что пальцы проводят по груди и один очень острый коготь оставляет на ней росчерк боли.

Я шиплю сквозь зубы.

– Я король боли, любовь моя, – отзывается голос в голове. – Я могу сделать так, что твоя кожа останется нетронутой, но ты будешь корчиться здесь на полу от невыносимой муки. Но я хочу попробовать кровь… Я соскучился по твоей крови, моя вторая половина…

– Хорошо… – я тяжело дышу, мне не хватает слишком свежего холодного воздуха. Он тяжелый и темный, не хочет заливаться в горло. В этом нет ни капли вожделения, в этом есть только мучительная потребность – в нем.

Пальцы спускаются все ниже и ниже, по груди, задев соски острыми когтями – я вскрикиваю – по животу, заставляя меня вздрагивать всем телом. Ненавижу холод. Люто ненавижу холод, но внутри холода – Люций, и я принимаю его.

– Расстегни.

Я тянусь онемевшими пальцами и невыносимо долго вожусь с пуговицей на джинсах. Но она поддается, и молния скользит вниз, а вслед за ней скользит холод.

Когда ледяные пальцы касаются влаги у меня между ног, я моментально покрываюсь мурашками и вздрагиваю.

– Мммм… – тянет голос. – Ты только что думала, что ни капли не возбуждена, любовь моя. Тогда что это такое?

И пальцы ныряют дальше, касаясь, проскальзывая, проникая и замораживая все своим холодом. И в тот момент, когда приходит время боли – я сжимаюсь – моего позвоночника касается острый огненный язык.

– Аааааааа! – Это не стон, это больше чем стон, это было бы криком, если бы я могла вдохнуть этот тяжелый воздух вокруг.

– Еще? – Шипит. – Еще! – Соглашается сам с собой.

И внутрь меня проникает холод. А сзади обжигает огонь.

Что-то тяжелое наваливается, прижимая меня животом к столешнице, джинсы сползают вниз, и огонь стекает как горячий воск – ниже, ниже, ниже, пока не встречается со льдом.

Я выгибаюсь в немом крике, упираюсь лбом в зеркало, открытым ртом касаюсь своего рта в отражении, словно желая поцеловать саму себя – или его.

Холод.

Огонь.

Боль.

Кровь. Алые ручейки крови стекают по стенкам раковины, смешиваясь со все еще текущей водой. Кожа на груди и животе саднит от царапин, оставленных его когтями, но внутри меня – все еще страшнее.