Ирина Галыш - Неисповедимые пути. Сборник рассказов

Ещё не старый мужик остался один. От упрёков близких и чтобы с глаз долой, перебрался в ближний посёлок. Купил небольшой домик. Завёл хозяйство: огород, двух коз, кур, кота Сиплого. А спустя несколько лет – подержанную машину. Зимой возил в город молоко на продажу… Заботы смирили с судьбой.

Когда Ванька появился на фабрике, только отдел кадров знал, сколько Гуге лет. Сухой, волосы – соль с перцем, чёрные усы щёткой под унылым носом и скептично поджатые губы – он избегал откровений, жил в тени своих мыслей и воспоминаний.

Оживал, когда совпадали их с парнишкой смены. Душа старого волка мягчела от прямодушия и юношеской уверенности пацана. Старался не особенно лезть на глаза, этим и обращал на себя внимание. Но мальцу до поры было по барабану…

Уже на подъезде к своему городу Иван вспомнил, как, отслужив год в армии, вернулся на фабрику и не застал там дядьку Семёна. Цыган умер от инфаркта на руле старенькой "Волги", как раз на пересечении улиц Свободы и Энтузиастов.

– Приехали! – крикнул водитель.

– Спасибо, дядя Семён, – неожиданно для себя вполголоса проговорил Иван, покидая автобус.

Штырю старый ретривер по кличке Лето достался от невестки. Та допрыгалась с парашютом и повредила позвоночник. Теперь может натягивать тент на свою коляску в дождливую погоду и представлять, как парит над базальтом безлюдной Исландии. Или куда там её ещё чёрт заносил.

Штырь привык быть один. Прозвище ему дала давным-давно дворовая шпана. Может за высокий рост и худобу. Может за упрямое сопротивление земле согнуть деда.

Раньше своё время старик проводил в пустующей комнате сына. Сделал себе верстак. И натянув увеличительную линзу на левый глаз, целыми днями паял разноцветные проводки и выпиливал диковинные метизы.

Соседей не беспокоил. Квартиру оплачивал исправно… А потом появилась Лето.

– Какой дурак вообще мог дать такую кличку собаке? Хоть у этих породистых в их собачьем паспорте и не такое прочитаешь… Тьфу ты!

Пёске пусть и пошёл одиннадцатый год, а всё же она сохранила свойственную породе подвижность. Бывало и побегает, и взбрыкнёт. Ласковая и толковая. Старалась Штырю угодить: носила тапки и если подбирала куски на улице, то по-хитрому – тот не замечал. Дед пожалел отдавать пса в приют и стал кликать Леткой.

Теперь каждый день двор провожал парочку на прогулку. По утрам и вечерам – в девять. Ходили они по одному и тому же маршруту. По двум проулкам до второстепенной улицы, выводившей из ступора спальные районы в шумный торговый центр. Дабы жители могли обменять время своей жизни на дозу надежды на счастливую и дорогую – другую и вернуться восвояси.

Эту дорогу Штырь пересекал поперёк, придерживая Летку у ноги – не дай Бог какой-нибудь дурной лихач собьёт ненароком. Не оглядываясь, они спускались в широкую заснеженную ложбину, освещаемую зелёной люминесцентной подсветкой от огромного спортивного комплекса, развалившегося на краю ямы.

Хрустели снежком. Звонко или сипло, в зависимости от температуры за бортом. Летние прогулки даже не откладывались в памяти. Потому что лето в северном краю – мираж в пустыне. Ты так долго идёшь до него, а когда думаешь, что вон за тем барханом оазис – там оказываются всё те же равнодушные пески.

Так что – снег. Тысячи блюд из снега. Влажного и колючего – как облака и как зола в адской печи… Жалящего пронизывающим ветром и пушистого, приглашающего утонуть в детстве… Сказочных, украшенных снегом, словно толстым слоем густых сливок крыш, и весёлых смертельных сосулей… Тысячи кубометров застывшей воды, уродующей дворы, выписывающей сотни направлений в травматологию и бесконечные наряды дорожным строителям… Тонны крупчатой каши, в которой елозят размахрившиеся нервные окончания хозяев, одинаково малолитражек и внедорожников.

Снег, прикрывающий многослойный пирог проблем большого города и тем реабилитирующий себя.

В ложбине утром и вечером горели фонари. Но даже они не пробивали призрачное зелёное марево. Здесь нечасто ходили люди. Обычно чтобы сократить путь. Катались на санках дети и внуки владельцев гаражей. Прятались влюблённые парочки. И гуляли собачники.

Из ложбины выводила длинная лестница, по одну сторону ограниченная коряво сшитыми листами рифлёного забора. За ним, который год, строился мировой суд.

Вся долина была застроена гаражами, выкрашенными зелёной краской. Только с краёв нескольким десяткам достался синий цвет. Рачительность ГСК* – не иначе. С плоскими крышами, покрытыми полуметровым снежным покровом. Сотни пирожных для гигантской свадьбы.