Девочка снова переводит дух, а в приоткрытое окно в это время веет холодным ветром, и малышка слышит в шуршании листьев злобный смех приближающейся осени. Она хмурит брови и сжимает в ниточку свои и без того тонкие губы. Весну тут в обиду не дадут.
– В соседней с нами палате нет взрослых. Потому что вечным детям из Нетландии они не нужны. Я сама слышала, как один из них пел про то, что они – нетландцы. У него перевязана голова, потому что в битве с пиратами он потерял ухо. Все говорят с ним слева, справа он совсем не слышит. Его сосед тоже пострадал в бою: враги сломали его нос. Но отважные нетландцы не сдаются! Поэтому, Жоржик, будь уверен: никто в больнице не справляется со своей болезнью так легко, как эти двое.
Словно подтверждая её слова, из-за стены доносится громкий смех. Мама устало ворочается во сне, а маленькая девочка стремительно юркает под одеяло, потому что в следующую секунду по коридору, тяжело топая, проходит медсестра. Соседи пристыженно замолкают.
– Самый таинственный житель здесь – это молодой принц маленького немецкого княжества. Он никогда не унаследует своих земель, потому что Германия давно перестала быть королевской страной. Её возглавляет канц-лер. К тому же у нас в России нельзя унаследовать немецкое княжество, понимаешь? Я не умею пока объяснять такие вещи, Жорж. Но правила для принца всё равно немного не такие, как для остальных. Например, он почти всегда живёт не в своей палате, а в других. И ещё ложится позже всех. С ним ночами разговаривают медсёстры, и даже ведьма, хоть и смотрит на всех злыми глазами, отдаёт ему дань печеньем. Наверное, потому, что немцы – злые, и она его боится. Дедушка рассказывал мне однажды про немецкую войну, и после тех историй я тоже боюсь немцев. Хотя мама и говорит, что они уже исправились и стали хорошими. Но дедушка же старше, а значит, умнее.
Конечно, в больнице есть и обычные люди, такие, как я. Определить просто – с обычными живут мамы, реже – папы. Врачи и медсёстры, все, кроме Бульдога, тоже обычные, поэтому им приходится лечить больных и всё помнить. Как думаешь, Жорж, когда-нибудь я смогу тоже стать волшебной? В одной книжке мама читала мне про академию, где из простых детей делали магов. Хотя некоторые из них даже не знали, пока им не прислали совиной почтой письмо, что мир магии существует! Думаю, стоит подождать, мне ведь тоже может прийти письмо! А сейчас, Жоржик, я что-то устала, и мне почти уже не страшно… Я буду спать. Спокойной ночи, до завтра!
– Сладких снов. Спи, – как мама, говорит плюшевый кот Жорж, и маленькая девочка закрывает свои большие глаза. Ей требуется всего несколько секунд, чтобы заснуть.
Воздух невидимо дрожит от тысячи тихих, играющих в одном ритме звуков: стук дождя в окно, детский храп пациентов с аденоидами, шуршание каких-то бумаг на дежурном посту, закипающий чайник в сестринской, мысли о доме, стучащие в десятках маленьких сердец.
Маленькая девочка видит во сне Хогвартс, мечтая, что следующее завтра – это наконец то, когда вместо «спи» она услышит «собирайся». В кабинете главного врача на диване лежит и расчёсывает усы старый седой бульдог. Безухий нетландец, уставившись в стенку, твердит, что хочет домой, а тот, у которого сломан нос, рычит на него: «Хватит ныть!» Тёмный эльф переворачивает страницы любимой старой книги. Весна, приоткрыв окно и положив руку на подоконник, чтобы запах выветрился, красит ногти ярко-розовым лаком. Мальчик-призрак, ворочаясь, шепчет имя любимой девушки, которая приходит к нему каждый день в часы посещений. Немецкий принц отправляет ведьме сообщение: «До одиннадцати точно не засну. Пиши». Она просыпается от жажды, выпивает залпом чашку воды, включает телефон. «Выходи в холл, буду через минуту».
Хогвартса, может, и не существует. Но там, где сходятся каналы всей мировой магии, седой Чародей довольно ловит волну маленькой девочки из детской городской больницы, сумевшей вдохнуть волшебство почти во всех обитателей этого гиблого места. Он пишет в древнюю толстую книгу имя, в скобках добавляет: «Плюшевый кот Жорж». Рядом рисует бумажного журавлика – один из символов, понятных только ему.
– Ценный маленький человечек! – улыбается Чародей. – В наше время те, кто умеют изобретать лекарство от боли, рождаются реже всего. Я научу её быть сильной – за всех.
Я не дождь. Я всего лишь…
Дождеприёмная решётка
(Анатолий Царёв, «Операция Пластилин»)
Я сижу в самом центре мира. Со всех сторон – бесконечность. Бесконечность вовне и внутри меня.
Читать дальше