Арина Крючкова - Сказки на ночь для одного Евгения

Конечно, тогда я не связал свою радость с крабовыми консервами в углу. Но уже сильно после, дома, услышал историю о Синьцзянском Божественном хомяке, в милости щедром на счастье, а в злости таком смешном, что недоброжелатели его частенько погибали от хохота… О покровителе голодных странников, отчаянных бунтарей и непослушных детей. Я и сейчас периодически откладываю ему кусочек того или иного ужина. Как старому другу, он прощает мне отсутствие специального алтаря. И посылает счастье.

Больше нам не привиделось встретиться. Но скажи мне кто-нибудь из знакомых сейчас, что срывается автомобилем в Китай, я бы тут же собрал свои вещи и забил место в машине. Жаль, что так далеко никто не ездит, а самолёты, вы знаете, я не люблю.

На этом Кот закончил свой рассказ, и, хотя в иных обстоятельствах каждый из нас почёл бы это за редкостную чушь, все мы почему-то ему поверили. С той боязливой стеснительностью, с которой атеист крестится, попав в поражающий красотой храм, я вечером возвёл в углу дома небольшой алтарь, который выкрасил в яркие цвета, и возложил туда с десяток засахаренных орехов. Не могу сказать, какова тут доля самовнушения, но на следующее утро я проснулся куда счастливее, чем кто-либо за всю мировую историю, вынужденный вставать в семь утра под ненавистную мелодию будильника и собираться на работу.

В грязном полуподвале на окраине Акурейри совсем нет света. Он мог бы проникнуть в крошечное оконце у самого потолка, но день здесь так короток даже летом, что свет попросту не успевает добраться до мест вроде этого. Свечей у хозяина нет, да он и не умеет их зажигать – поэтому со стороны, если какой-то чудак решится лечь на землю и заглянуть в оконце, покажется, что здесь никто не живёт. Только стоит многовековое кресло с грудой пыльного тряпья.

Но если бы этот чудак вздумал пролежать на своём месте в углу залитой всякой дрянью улицы день или два, он мог бы понять, как сильно ошибался вначале. Вовсе это не тряпьё – это и есть местный житель, Палл. Здорово же поиздевалась над ним матушка, назвав ребёнка «маленьким»! Под старыми одеждами в кресле, почти обездвиженный, сидит огромный и очень уродливый человек.

Нос Палла настолько большой, что дети путают его со скалой. Кривые клыки взрезают губы, вырываются изо рта окровавленными пиками. Клочковатая бородёнка в местной темноте кажется отливающей зеленью, а крошечные глазёнки теряются на фоне больших острых ушей. Людской молве, конечно, не стоит верить, но поговаривают, что Палл – потомок троллей с близлежащего острова Гримси. Этим же объясняют и странную любовь к нему птиц .

Последние двадцать, а может, и все двести лет этот уродец не появлялся на улице. Но когда-то он выходил часто, перебивался тем, что получал подачки за выполнение тяжёлой работы. Дел, увы, было мало, поскольку большинство жителей Акурейри не могли сдержать отвращения перед Паллом и прятались от него. Некоторые даже утверждали, что предсказывают появление своего соседа по резкому запаху, но уж это – точно враки. Всякий исландец знает, что тролли пахнут чистейше, как горы: мхом и холодной водой.

В те времена, когда Палл ещё гулял по улицам города, его всюду сопровождали птичьи стаи. В основном это были чайки, но встречались и более редкие морские птицы. С тех пор друзья успели позабыть этого человека-тролля, и только один маленький свиязь неизменно навещает его.

Свиязь – довольно крупная пташка. И совсем не певучая. Но с этим всегда было что-то не так. В городе он был известен как Триггви (что означает «заслуживающий доверия») и его всюду любили. Совсем маленький, в два, а то и три раза меньше собратьев, и голосистый. Не соловей, конечно, но откуда местному жителю знать соловья?

Конечно, история существования этого свиязя вызывает сомнение. Ведь его помнит не одно поколение жителей Акурейри, а Палл знаком с ним с тех пор, как появился на свет. Когда же появился на свет Палл – никому не известно. Нынешние деды помнят его только глубоким стариком и утверждают, что он последний раз выходил из дома на заре их лет.

Вполне возможно, что Триггви – это семейное имя. Но большинству предпочтительнее думать, что он – птичий брат человека-тролля. Потому только, мол, уродец всё ещё жив, что к свиязю привязан каждый, от старика до мальчишки. И крошечная птица питает огромное чудовище силами, которые ей даёт любовь окружающих.

К счастью для Палла, дети его боятся. Если ты настолько стар и настолько ужасен на вид, даже в сущих ангелочках рождается жестокость, которая требует засмеять, закидать камнями, забросать грязью. Одному богу известно, почему детское сердце так склонно закрываться, демонстрируя миру своё полное отсутствие, но от естественности не убежишь.