Нелли Мартова: ДЫР

На первом же перекрестке он умудрился проехать на красный – последний раз с ним такое случалось, когда он вез жену в роддом. Вслед ему раздалось возмущенное гудение, но этим и обошлось. Оставшуюся часть дороги Слава ехал медленно и аккуратно, словно только вчера права получил.

Здание банка, как невеста на выданье, сияло подчеркнутой красотой. Глаз радовали яркие цвета – сочный оранжевый, радостно-золотой, чернильной густоты синий. За окном хмурилось тяжелое небо, но просторный зал заливал яркий свет ламп, отражался от глянцевых поверхностей, играл на сосредоточенных лицах девушек за стойками. Слава по привычке внимательно оглядел пол и поморщился – несколько плиток выступали чуть заметно, буквально на миллиметр выше других – халтура. От этого наблюдения стало неприятно, но он утешил себя мыслью, что вряд ли плитку здесь укладывали сотрудники банка.

Сотрудница кредитного отдела сегодня уже не улыбалась ему так приветливо, как в тот день, когда он принес заявление.

– Напомните фамилию, пожалуйста.

– Добролюбов. Вячеслав Михайлович.

– Да, по вашей заявке решение принято, – ответила девушка.

Слава не удержался и шумно вздохнул.

Слава с Гулей стояли перед аккуратным двухэтажным коттеджем из красного кирпича. Участок вокруг дома производил впечатление не самое радостное – ни забора, ни дорожек, ни деревьев. Одна только сплошная осенняя грязь, да орет противным голосом козел, привязанный к столбику на соседском участке.

Но для жизни с детьми район был просто идеальным. Крупный поселок, всего в двадцати километрах от города, с одной стороны, – река, лес, поле и никаких производств, а с другой – есть поликлиника и школа, магазины и все коммуникации.

Потому, наверное, домов здесь продавалось немного, и Гуля сразу же ухватилась за этот вариант. Цена, правда, была соответствующая – максимально возможного размера кредита хватало тютелька в тютельку. Поэтому Слава сомневался – для начала нужно было как следует осмотреть дом.

Дверь открыл хозяин – маленький лысоватый человечек лет пятидесяти с круглым, торчащим вперед животом. Слава вспомнил картинку из какой-то детской книжки, где герой возил свое необъятное пузо на тележке перед собой. Некоторые люди принадлежат своим животам. Не живот служит человеку, а человек – животу. Такой пузовладелец холит и лелеет свое брюхо, и все его мысли сосредоточены только на том, как бы угодить его величеству Пузу, как бы устроить его поудобнее в кресле, да накормить повкуснее и поплотнее. И животы эти настолько непропорционально огромны по сравнению со своими хозяевами, словно не являются их частью, а живут сами по себе, как паразиты, управляемые изнутри потусторонним разумом. Вот и бежит такой раб живота своего то за жареной курочкой, то за пельмешками, то за салом и солеными помидорками. Слава к чревоугодникам относился, как к инвалидам и алкоголикам: со смесью жалости и острого ощущения «слава богу, я не такой».

– Борис Хомин, – представился толстяк и пожал Славе руку.

После недолгого обмена любезностями хозяин пояснил:

– Мама сама этот дом проектировала, она архитектор. Для себя строила, очень хотела жить на свежем воздухе. А потом вот заболела. Не хочу продавать, а приходится…

Он развел пухлыми ручками.

– Может быть, она еще поправится? – спросила Гуля.

– На лечение много денег нужно, – вздохнул Хомин. – Да и не потянет она уже все это – дом, хозяйство… Ей теперь в городе надо жить, поближе к больнице.

Заметив некоторое разочарование на лице Гули, толстяк поспешно добавил:

– Вы не подумайте, тут в поселке тоже хорошая поликлиника есть, и даже узкие специалисты. Просто маме с ее болезнью нужен особенный уход, но вам еще рано о таком думать, вы еще молодые.

– А сами не хотите жить здесь? – не унимала свое любопытство Гуля.

– Я ведь журналист, чистый, знаете ли, гуманитарий – ни гвоздя забить, ни за руль сесть, – хихикнул Хомин. – Не для меня это, не приспособлен я для хозяйства.

Закрапал мелкий противный дождик. Слава еще раз оглядел дом сверху донизу. Водостоки хорошо сделаны, правильно, ничего мимо не течет, фундамент размывать не будет. Да и сам фундамент, по крайней мере, снаружи целый и ровный, без трещин.

– Внутри посмотрим? – спросил Слава.

– Конечно, – кивнул Хомин.

Толстяк вкатился в дом, бережно неся впереди себя живот. Гуля со Славой последовали за ним под завистливое блеяние мокрого козла. Заходя, Слава несколько раз открыл и закрыл дверь, убедился, что закрывается легко – значит, повешена ровно, и проем не перекосило после усадки фундамента.