Мир славиных снов был устроен так, что картинки в нем время от времени повторялись, но он понимал это, только когда просыпался. Как бы часто он ни видел раньше один и тот же сон, всякий раз он казался ему новым и неожиданным. Вот как этот, про качели.
– Папаняяяя!
Раскрасневшийся пацан в курточке взлетает вверх на качелях и с радостным воплем подпрыгивает в самой высокой точке.
– Не прыгай так, выпадешь! – строго говорит ему Слава.
– Не-а! – кричит мальчишка, подпрыгивает еще выше и срывается с узкого деревянного сиденья.
У Славы заходится сердце, но он успевает расставить руки и поймать ребенка в охапку, прижимает его к себе и треплет по голове. Кажется, что в мире нет ничего важнее этой взлохмаченной макушки.
– Папаня! Ну ты меня заеб! – отбивается мальчик.
Слава возмущен. Он хочет раз и навсегда отучить мальчика разговаривать так с отцом.
– Что ты, сынок, сказал? – переспрашивает он.
– Загьеб ты меня, папа! Взял, уками схватил и загьеб всего! – хохочет пацан.
Слава смеется и просыпается.
Он видел этот сон так давно и так часто, что не мог понять – его ли это собственное детское воспоминание или мечта о сыне. Об отце он почти ничего не помнил – родители развелись, когда он еще ходил в детский сад, а мама о нем говорить не любила.
Слава перевернулся на другой бок. Ходики отправляли в небытие ночное время, а он никак не мог заснуть. Гуля все еще возилась на кухне. Он думал о Петровиче и о том, что ждет его завтра в банке. Его мучило ощущение, что он забыл поставить печать на какую-то важную бумагу, и теперь ему откажут. Гнал от себя чувство вины. Повторял себе, что Петрович грозился умереть едва ли не каждый день, что никакое здоровье не выдержит столько пить. Размышлял, как бы все-таки помочь с похоронами.
Когда Слава, наконец, снова заснул, ему приснился другой сон, совершенно новый.
– Встань на колени! – велел ему знакомый голос.
Перед ним стоял Петрович все в той же растянутой футболке с девизом, в полосатых семейных трусах до колен. Из рваных черных носков выглядывали большие пальцы. Вокруг головы соседа светился туманный нимб, как у святых на иконах. Слава едва не перекрестился. Остановило его только то, что Петрович почесывал у себя в паху, запустив руку в трусы.
– Вставай на колени! – повторил сосед и поднял вверх указательный палец. – Вставай!
Тело соседа издало непотребный звук, он шевельнул задом и вдруг взлетел над полом, словно под ним возникла воздушная подушка. Туманный нимб расползался вокруг него во все стороны. Ошарашенный Слава рухнул на колени.
Петрович протянул руку над головой Славы и продекламировал, будто стихи читал:
– Да не оскудеет отныне рука твоя, добрый человек!
С этими словами Петрович с грохотом приземлился на пол и сказал уже нормальным голосом:
– Славка, хороший ты мужик! Единственным моим другом был. Никто ко мне так по-доброму, как ты, не относился. Ко мне, к простому алкашу, – как к человеку. Вот я и решил напоследок объявить тебе, так сказать, благодарность и сделать подарок. Только учти: подарком нужно пользоваться!
– Петрович, – спросил Слава. – Тебе там вообще как?
– Хорошо, – кивнул сосед и хихикнул. – Наливают. Ладно, прощай, Славка. Вспоминай меня иногда, что ли, за рюмочкой.
Слава хотел сказать ему что-то напоследок, но не мог сообразить, что именно. «Пусть земля тебе будет пухом» вроде бы людям не говорят, а удачи и здоровья желать – тоже как-то не кстати.
Петрович сцепил перед собой волосатые ручища, запрокинул голову и тоскливо запел тонким голоском:
– Сиреневый туман над нами проплывает…
На словах «А может навсегда ты друга потеряешь» фигура соседа растворилась в тумане, голос его стих и Слава утер слезу.
Утром он проснулся в отличном настроении. Сон мог означать только одно – Петрович не обиделся, простил его. Предчувствие говорило Славе, что и с банком все должно пройти удачно.
После бритья он, как обычно, тщательно протер зеркало в ванной. Слава стирал пятнышки зубной пасты и капельки воды сосредоточенно и внимательно, будто расчищал пространство будущего дня от серьезных проблем и мелких неурядиц. Даже если он опаздывал, что, впрочем, случалось с ним редко, он всегда оставлял после себя идеально чистое зеркало. Точно также Слава всегда начищал до блеска первую уложенную плитку – зачин еще одной безупречной ванной или кухни.
Выходя из дома, Слава заметил пломбу с печатью на двери соседа, и в груди на мгновение неприятно заныло, но быстро прошло.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу