Ushba - Фанфик Чудовище

Двенадцать часов, двенадцать гребаных часов заново росли кости и суставы, меня знобило и лихорадило, изредка я проваливалась в забытье. Тварь чувствовалась как никогда отчетливо, а в какие-то черные моменты я сама была ею. Мелкий потом обмолвился, что у меня порой темнела радужка. Если бы не он, я бы точно потерялась, забыла, кто я, и кем я не являлась. Но Воробей говорил и звал, рассказывал какие-то школьные истории, которые я почти не слышала. А я концентрировалась на его голосе…

Все закончилось глубокой ночью. Ощущала я себе преотвратно, меня будто через мясорубку пропустили, а от горького привкуса во рту не спасла даже третья подряд чашка воды. На фоне всего этого головокружение и слабость в ногах казались лишь мелким недоразумением. Над кишечно-опоржнительным Воробью определенно стоило еще поработать. На рассвете мелкий споил мне дозу «Слезок», и я отрубилась. Как и когда он мне колол мою обычную химию, я так и не почувствовала, равно как и приема части зелий.

А вот пробуждение было фееричным. Когда я открыла глаза, моя тушка была все так же иммобилизована. Стоило только мне подать голос, как под нос были сунуты три таблетки и чашка с водой. Я покорно сожрала колеса и запила водой. А потом меня внаглую отлегиллиментили.

— Сéard sa foc?.. Совсем озверел?! (п/а: ирл. вульг. Зачем?)

Ага, меня услышали и устыдились. Как же!

— Я должен был проверить, — спокойно ответил мне птах. — Пальцами пошевели, пожалуйста.

Пальцы шевелились, кисть тоже, зато голова — спасибо нахалу малолетнему — гудела, что твой колокол. Чудненько!

— Проверил? Убедился, что тетя Патти все еще с тобой? — раздражение нахлестывало волнами.

Воробей обеспокоенно на меня взглянул:

— Голова, да? Потерпи, пожалуйста, хотя бы часик, нельзя пока…

Чудненько! Самое паскудное, что мелкий был прав: принимать еще что-либо в течение часа не стоило, потому что начну задыхаться, а от обезболивающих заклинаний пойдет кровь из носу и ушей. Было уже. Но какого хрена тогда легиллиментить? Не мог этот час подождать?! Drochrath ort! (п/а: ирл. Чтоб тебя!)

Конечно, Воробышка можно было понять: оставаться еще час в неведении и гадать, кто контролирует тело, подростку было не под силу. Но не в тот момент, когда у тебя зверски болит голова! A dhiabhail! (п/а: ирл. Дьявол!)

Два часа спустя от злости и раздражения не осталось и следа. На синем небе сияло солнышко, невдалеке что-то мягко нашептывало море, а я сидела на скамейке перед домом, блаженно щурилась, затягиваясь сигаретой, и пила крепкий горячий кофе. То, что кофе был растворимым, на мое благодушие никак не влияло: я держала кружку левой рукой, и у меня ничего не болело. Это ли не счастье?!

Если бы шкет родился в Ирландии, зваться бы ему Логаном, или Лукасом, или Лугом или их производными, потому как Воробей умудрился родиться в самый канун Лунасы. (п/а: Лунаса, Лугнасад, Ламмас, Брон Трограйн — кельтский праздник урожая, отмечается с заката 31 июля по закат 1 августа) Кроме того, его первым или вторым именем было бы имя его деда. (п/а: традиционно в Ирландии первенцам даются имена родителей мужа, а вторым детям — родителей жены) Но Джеймс Поттер назвал сына в честь одного из своих самых почитаемых предков: Гарри, третьего сына горшечника, по прозвищу Фитиль. Жизнь этого доблестного мужа, родившегося в начале семнадцатого столетия, в изложении папеньки мелкого больше всего походила на приключенческий роман: единственный из семи детей, унаследовавший от матери способность колдовать, будущий Фитиль отучился два положенных ему бесплатных курса в Хогвартсе, но домой не вернулся, а сбежал, дабы посмотреть мир. Посмотрел и, что самое удивительное, остался жив при этом, несмотря на все ужасы и эпидемии Тридцатилетней войны. В родную деревеньку он вернулся только двадцать лет спустя, с молодой женой — немецкой ведьмочкой, вытащенной им из петли в ее родном городке — под ручку. И почти сразу отличился, застрелив из своего мушкета — как я понимаю, в спину и издали — темного мага, терроризировавшего графство. Не остался он в стороне и в период гражданской войны, однако умер в возрасте ста двух лет, в своей постели, окруженный многочисленными внуками и правнуками, которые все как один были колдунами и ведьмами. Помимо всего прочего, этот достойный пример для подражания был самым что ни на есть настоящим мародером, не в смысле грабителем убитых и раненых (впрочем, учитывая качество снабжения армии в Тридцатилетнюю войну…), а том смысле, что воевал он под началом шведского полковника Вернера фон Мероде. Под теми же знаменами некогда служил и далекий предок Сириуса Блэка. Узнав сей факт, два тринадцатилетних придурка стали называть друг друга «братьями-мародерами», впоследствии наградив этим охренительно лестным прозвищем и Люпина с Петтигрю.