Кристофер Сташеф - Чародейский рок. Чародей и сын

Корделия озадаченно сдвинула брови.

— Мелодия знакомая, а слов я не помню.

— Правильно говоришь, — подтвердила раковина, которая пела баритоном. — Мы сначала услышали мелодию. Потом и слова появились, но только они нам не понравились, вот мы и соединили с этой мелодией другие стихи, которые слышали прежде.

Род нахмурился.

— А я бы не сказал, что мне так уж по сердцу смысл этих стишков.

— Пап, ну тебе обязательно надо все испортить! — обиделась Корделия. — Разве тебе мало того, что отвечает девушка?

— Мне — достаточно, — буркнул Род. — Лишь бы ты это запомнила.

— Это вправду была та самая музыка, которую Векс называл «мягким роком», — сказал Грегори. — Но неужели вам нравится другая, та, которую он называет роком «тяжелым»?

— А почему нет, братец? — спросил Джеффри. — Мне она начинает нравиться, потому что похожа на боевые марши.

Раковины ритмично и быстро захлопали створками и запели:

— Минуточку, минуточку! — попытался вмешаться Род, но ракушки не унимались:

— Определенно, — проворчал Род, — тут есть на что обидеться!

— Зачем же обижаться? — укоризненно проговорила раковина баритоном. — Ты еще не старый.

Род замер с раскрытым ртом. Наконец ему удалось совладать с собой и сомкнуть губы. Корделия хихикнула. Род одарил дочь мстительным взглядом и сказал, посмотрев на Гвен:

— Если честно, чувства, выраженные в последнем куплете, мне близки и понятны.

А Гвен одарила его лучистой улыбкой.

— Тут все правда, никто не спорит, — сказал, обратившись к раковинам, Джеффри. — Но уж наверняка у вас не может быть ничего общего с тем жутким грохотом, который зовется «тяжелым металлом»!

— О, но мы и от таких камней слышали славную музыку! — возразила раковина с низким голосом. — Да, да, конечно, девять из десяти раз мы не слышали ничего достойного внимания, но разве так бывает не со всем на свете? А вот десятая часть была достойна того, чтобы ее сберечь.

Теноровая раковина захлопала створками и закачалась. Род был ошеломлен звуками, полившимися от нее.

Это было похоже на шум прибоя, омывающего галечный берег, на ветер, беспрепятственно гуляющий по замерзшей тундре, на грохот колес старинного локомотива, несущегося по безлюдной долине. Подвижный, энергичный ритм не оставил Рода равнодушным. Затем последовал виртуозный каскад резких, но четких нот, и раковина-тенор запела:

Прозвучал и стих последний аккорд. Гэллоуглассы неподвижно сидели на песчаной косе.

— Что ж, — наконец подал голос Род. — Стихи жестокие, но не бессмысленные.

— И музыка хорошая! — вступилась за песню Корделия.

— Музыка сама по себе плохой или хорошей не бывает, — заметила басовая раковина. — Плохой или хорошей ее делают люди.

— Всякая музыка для чего-то нужна, — подхватила другая раковина. — С какой-то веселятся, с другой — грустят.

— Но стихи! — запротестовал Род. — Я в последнее время наслушался таких песенок, в которых не слова, а просто отрава какая-то!

Спокойный голос Векса зазвучал у него в голове:

— Всегда находились такие, кто использовал музыку для недобрых дел. Стоит ли напоминать о древних гимнах, сочиненных во славу кровожадных богов? Или об извращенных церковных песнопениях, исполнявшихся средневековыми чернокнижниками?

— Угу, или о песнях сирен, — проворчал себе под нос Род. — Да, я тебя понял.

Магнус обратился к раковинам:

— А чьи это были слова — в самой последней песне? От музыкальных камней я таких не слышал.

— Верно, не слышал, — подтвердила одна из раковин. — Эти стихи принадлежат, наверное, какому-то древнему поэту, ну а мы услыхали их от одной колдуньи. Она как-то связана с музыкальными камнями.