Кристофер Сташеф - Чародейский рок. Чародей и сын

Магнус неприязненно поежился.

— Какой же у них перевернутый катехизис. Ересь проповедуется под видом Священного Писания, и те, кто это проповедует, сами не осознают собственного лицемерия!

— Большинство людей его не осознают — вот почему истинная Церковь учит нас тому, что мы должны постоянно изучать собственным разумом.

— «Не изучая жизнь и жить не стоит»? — Магнус улыбнулся. — Отцы ранней Церкви почитывали Платона, верно?

— Тебя эти сантименты не устраивают?

Магнус покачал головой.

— По крайней мере Церковь преклоняется перед четкой логикой. А этот «епископ» заботится только о том, чтобы у него внутри все было хорошо.

— «Внутри» — это ты мягко сказал. А вот тот бедолага-подросток, которому нынче так досталось за то, что он приревновал к другому парню свою подружку, — он небось снаружи не очень благосклонно наказание воспринял. — Магнус резко глянул на отца, но Род продолжал: — Вот такого лицемерия я не выношу: проповедуют милосердие и любовь, а потом разворачиваются и кого-то прилюдно унижают.

Магнус такое тоже ненавидел, но услышав такие речи от отца, был готов взбунтоваться и встать на защиту монахинь, хотя и у него они, естественно, никакого восторга не вызвали.

— В любой социальной группе должна существовать какая-то дисциплина, отец.

— Дисциплина — да, согласен. Но ее можно добиваться без ненависти, без радости при виде страданий жертвы. Я мало уважаю тех, кто проповедует любовь и понимание и при этом вынашивает в сердце месть. Думаю, и говорить не стоит о том, что этот юноша — один из недовольных.

— Почти наверняка, — согласился Магнус. — И все же, по-моему, большинство учеников не видят особого конфликта между проповедью и жизнью.

— Никаких. И у взрослых тоже. Такое впечатление, что у них в мозгу два отделения. Одно для «религии», а другое для «практических нужд», и они не видят противоречия в том, что живут в согласии то с тем, то с этим. Церковь — церковью, а дело — делом.

— Но разве Христос не об этом говорил? Что-то насчет того, чтобы левая рука не ведала о том, что делает правая?

— У большинства людей это получается вполне естественно, но ты попробуй по этому принципу сыграть на пианино. Но ты пойми: с твоей стороны это нечестный прием. Ты читал Библию.

— А эти люди — нет, — задумчиво проговорил Магнус. — Они слышали только то, чем с ними готовы поделиться церковники.

— Есть такое дело. Кроме того, я вовсе не уверен в том, что местная копия Библии — та самая, которой пользуется истинная Церковь.

Магнус посмотрел на отца, сдвинув брови.

— Эти люди не считают себя католиками?

— Хороший вопрос. Я его себе задавал. Ответ отрицательный. Они считают себя просто христианами. Конечно, это ничего не значит — до Реформации любой в Европе так бы про себя сказал. Но когда я спрашивал людей, непогрешим ли Папа, все как один отвечали: «Да, и епископ глаголет устами Папы».

— Интересно, знает ли об этом Его Святейшество, — пробормотал Магнус.

— Сильно сомневаюсь. Честно говоря, есть у меня такое намерение… Словом, хочу, как только мы выберемся из этих лесов, наведаться к аббату ордена Святого Видикона и натравить его на них.

— Рассказать обо всем аббату, чтобы он прислал сюда дюжину монахов и чтобы они принялись убеждать дерзкого прелата в ошибках его учения? — Магнус возмущенно уставился на отца. — Нет, ты не станешь этого делать, отец!

Род, в свою очередь, возмутился:

— Почему же?

— Потому что ты сам только что сказал, что люди здесь в основном довольны своей жизнью и тем, как ими правят, а монахи наверняка свергнут этого епископа. Хуже того! — Магнус от предчувствия беды широко открыл глаза. — Как только они попытаются это сделать, епископ объявит, что равен аббату, и поднимет народ на войну против монахов!

— Тогда они уйдут, а потом вернутся с войском. — Род мрачно кивнул. — Да, от этого никуда не деться. Но не могу же я позволить ему и дальше тиранить этих людей!

— Разве ты не искренне веришь в самоопределение, которое проповедуешь на словах?

— Наверное, все же не до конца, как ты, — но все же верю. С другой стороны, есть такая неприятная малость, как то, что епископ угнетает тех, кто с ним не согласен.

— Таких, как тот несчастный отец, которого мы видели вчера?

— Да. Я о нем подумал. А еще — о том парнишке из школы, о девушке Эстер из трактира, в которую он явно влюблен.

Магнус помрачнел.

— А если есть они, то найдутся и еще обиженные. Но разве мнение большинства — не главное?