Барбара Хэмбли: Драконья тень

Хуже всего было то, что болезненную пустоту в том месте, где находилась ее магия, отчаянно хотелось чем-то заполнить. Присутствие Амайона успокаивало ее. Когда он завладел ею, она никогда не была одинока.

Если ты выпустишь меня, прелесть моя, обожаемая, ты снова получишь обратно свою магию.

Молчи. Молчи. Молчи.

– Что он дал тебе, – спросила она Джона, когда они направились туда, где на краю лагеря их ожидал Моркелеб. – В самом начале – наконечник стрелы?

– Это? – Он вытащил ее из кармана, где спрятал также хотвейзы со звездным светом и бутылочку из стекла и алебастра со слезами дракона. Он показал его, острие с грубыми шипами и с древком, примерно дюйм которого еще сохранился.

– Подарок от Роклис, – сказал он. – Может, последний, который она вообще вручила – но уж всяко самый искренний. Если ты не можешь снять с меня часть этой боли и засунуть в пузырек, чтобы подбросить для ровного счета. Это тоже подарок от нее, я считаю.

– Да. – Дженни смотрела в сторону, внезапно возненавидев его за напоминание о ее утрате. За такой обыденный разговор о ее боли. Амайон, подумала она, никогда бы не ее так не обидел. – Этого я сделать не могу.

За ночь до Королевской Луны две тени спускались по изукрашенным коридорам древнего храма Сина, где находился город Эрнайн. Их фонари отбрасывали дрожащий свет на нарисованных газелей и делали звезды, нарисованные над головой, попеременно то ярче, то темнее; комета, казалось, подмигивала и следовала за ними по коридору в круглую комнату. Вместе с хотвейзами мисс Мэб тайком передала Дженни схему, которой нужно следовать, и настоящий порошок – смесь серебра и крови: Это никогда не сработает, прошептал в ее сознании Амайон. Без моей помощи – никогда. У тебя ничего не сработает снова.

Кем бы я был, спросил когда-то Моркелеб, без моей магии.

Но это было другое. Он был драконом – что бы это ни значило, подумала она – быть драконом. Она была всего лишь женщиной, что осталась ни с чем.

Она задалась вопросом, как может смотреть в лицо жизни без магии. Как она сможет смотреть в лицо жизни, в лицо Джона, ее детей, вспоминая о том, что сделала. И что потеряла.

Она как-то заставила себя начертить сигл власти на полу. Ее скрюченные пальцы дрожали, когда она разместила внутри пузырек из стекла и алебастра, мягко сияющий хотвейз звездного света, наконечник стрелы. Далее, в полукружии она выставила семь шипов из стекла и ртути, что были извлечены из голов драконов, беспощадно закрывая разум от далеких завываний душ, заключенных внутри.

Сновидения об их приближающихся мучениях были резки, как свежее клеймо: агония, тошнота, стыд. Как она могла обречь Амайона на такое?

Ей понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что от этого она спасла Джона.

Но все же она не могла поставить белую ракушку. Да, он был неуправляем. Но иной раз он бывал так добр к ней, так внимателен. Наслаждение, что он дарил ей, было неповторимо. Конечно, она не обращалась бы нему часто, но иногда, когда становится уже невмоготу, знать, что это существует…

Теплая рука сомкнулась на ее израненной ладони. – Лучше оставь это, милая.

Он был прав, но она выдернула руку, швырнув ракушку ему, ненавидя его.

– Тогда делай это ты, – сказала она. – Ты будешь рад это увидеть, не так ли?

Он долго смотрел ей в глаза. – Да, буду, – сказал он мягко. – Буду.

Она отвернулась, вся дрожа и не желая смотреть. Именно Джон закончил сигл и обратился к глазку, все еще отпечатанному в пылающем мраке зеркала.

– Это Луна Жертвоприношений, милая, – сказал он, – и вот я здесь. И здесь все эти редкости и ценности, что ты у меня просила: часть звезды, настоящей звезды, собранная в камне гномов; и драконьи слезы. – Он улыбнулся. – И наконечник стрелы, которую подарила та, кто желала мне зла – если хочешь, могу показать тебе дырку в доказательство. А чтобы показать, что я не держу на тебя зла, возьми всю эту чертову дюжину и еще одного в придачу, чтобы они послужили, как ты служила мне; и пусть они послужат тебе.

Дженни услышала голоса тварей по ту сторону зеркала. Чавканье языков и длинное, частое дыхание.

Потом Королева Демонов сказала: – А ты, любимый? – Ее голос напоминал розы и туман, янтарь и шепот летнего моря. – Ты не хочешь оставить эту карлицу в шрамах, которую покрывал все эти годы и тоже уйти? Она защитила тебя в последний раз – теперь она иссякла и ожесточена. Подумай хорошенько, любовь моя. Через несколько лет она станет визгливой каргой, если уже не стала. Ты можешь обнаружить, что тебе не доставляет удовольствия жить с тем, что оставили морские твари.