Жан-Клод Мурлева - Зимняя битва

– До самого приюта! Но зачем?

Вопросы так и рвались наружу, тесня друг друга. Слишком много всего сразу хотелось сказать и спросить.

– Милош хотел защитить вас от человекопсов… С ума сойти, как тебя меняет прическа! Одни глаза прежние…

– Милош? От тоже здесь?

– Нет, он был ранен в бедро… Не знаю даже, жив ли он еще. Я пошла за помощью, а тем временем его схватили. Люди Фаланги… Полиция.

Милена поднесла палец к губам:

– Тс-с-с! Не говори так громко. Расскажешь мне потом – и не здесь. А Катарина?

– О ней не тревожься, она уже не в Небе. Мы с Милошем отвели ее к ее утешительнице, ну, ты знаешь, к Мели. А Барт где?

– Здесь. Он живет на втором этаже. Где мужчины.

Она сказала «мужчины», а не «мальчики», как говорили в интернате.

Открылась еще одна дверь, и в коридор вышла маленькая пухленькая женщина в таком же фартуке, как у Милены.

– Доброе утро, Кэтлин! – бросила она мимоходом.

– Доброе утро! – ответила Милена. – Знакомься, это моя подруга Хелен. Первый день здесь.

– И отлично, добро пожаловать! – сказала женщина и скрылась в лестничном пролете.

– Как она тебя назвала? – удивилась Хелен.

– Она назвала меня Кэтлин, и ты теперь тоже так называй.

– Ни в жизнь не приучусь. Откуда ты взяла это имя?

– Так зовут одну певицу. Поэтому я его и выбрала. Понимаешь, мне надо скрываться. Отсюда и стрижка, и имя, и все прочее… Ты где работаешь, в кухне?

– Нет, в зале. Уборка и обслуживание.

– Тьфу ты. А я в кухне. Господин Ян затем меня туда и поставил, чтоб поменьше на люди показывалась. Тебе фартук выдали?

– Нет.

– Тогда пошли по-быстрому, я провожу тебя в бельевую, там возьмешь. Это здесь первым делом полагается, как в интернате накидки. А потом позавтракаем там, внизу, в столовой.

Не прошло и десяти минут, как Хелен в голубом фартуке уборщицы уже спускалась по лестнице вслед за подругой. Та с уверенностью старожила завернула в коридор второго этажа и постучала в одну из дверей:

– Барт! Открывай, у меня для тебя сюрприз!

Юноша высунул в дверь взъерошенную голову и уставился на Хелен с веселым изумлением:

– Ба! Нашего полку прибыло!

– Не совсем, – сказала Милена, справившись с замешательством. – Милош сбежал вместе с ней, но его схватили.

Радость Бартоломео мигом угасла. Его лицо свело судорогой.

– Схватили… псы?

– Нет, полиция Фаланги.

Юноша на секунду зажмурился, потом сказал, понизив голос:

– Не стоит обсуждать это здесь. Встретимся все трое сегодня ночью у кладбища, когда ресторан закроется. Ты знаешь, где это, Хелен?

– Кладбище? Да. Это единственное, что я здесь знаю.

– Значит, до вечера, – отрезал Бартоломео и закрыл дверь.

Ресторан «У Яна» был, в сущности, рабочей столовой, обслуживающей расположенную по соседству фабрику. Он был гораздо больше, чем думала Хелен этой ночью. Двустворчатые двери вели не в кухню, а в другой зал, еще более обширный, чем первый. Там уже суетились три официанта, расставляя по местам десятки стульев, которые тоже стояли с вечера на столах ножками кверху.

– Знаешь, сколько человек тут может столоваться зараз? – спросила Милена. – Больше шестисот! Вот в обед увидишь: сущее столпотворение!

– Значит, здесь много народу работает? – спросила Хелен.

– Втрое больше, чем надо! – улыбнулась Милена. – Господин Ян принимает всех, кто «готовил пойло для Наполеона», а таких, можешь мне поверить, немало… Ладно, теперь до вечера – молчок. И вообще, держи язык за зубами. Первое здешнее правило.

Они спустились в подвальный этаж на служебном лифте: он встряхивал пассажиров, словно какое-то разъяренное чудище, через стеклянную дверь можно было видеть громоздкие железяки его механизма.

– Кухня! – объявила Милена, когда они вышли из лифта.

Девушки прошли сквозь ряды огромных чугунных плит и висящих по стенам медных кастрюль.

– Вот тут я и работаю. Мою, сортирую, чищу картошку. Барт принимает товар. Выгружает, загружает, перетаскивает, ну и бьет много чего по ходу дела. Такой неуклюжий! А вот наша столовая. Тут мы подкрепляемся, пока клиентов нет. Заходи.

Она втолкнула Хелен в гулкое помещение, где приятно пахло кофе и гренками с маслом. Там уже завтракали человек двадцать. В основном молодежь, но были и люди постарше. Слышался смех, сыпались шутки. Сотрапезники без лишних церемоний передавали туда-сюда корзинки с хлебом, банки варенья и дымящиеся кофейники.

Милена отошла, и Хелен уселась рядом с женщиной лет сорока с темными кудрявыми волосами, одетой в такой же, как у нее, голубой фартук. У нее были круглые щеки, а левый глаз чуть косил. Она приветливо улыбнулась: