Весь день Финн мерила шагами свои комнаты, надеясь, что мать смягчится и пошлет кого-нибудь освободить ее. Когда Райна принесла ей поднос с черным хлебом и сыром, она спросила у служанки, когда ее собираются выпустить. Райна пожала плечами, подняла бровь и без единого слова вышла за дверь, и Финн внезапно пожалела, что так скверно обращалась со своей служанкой. Но она всегда считала ее одной из своих главных тюремщиков и часто шпионила за ней, пытаясь узнать что-нибудь такое, что можно было бы использовать в качестве средства воздействия, чтобы заставить Райну не сообщать матери о ее поступках. Теперь Финн приходилось расплачиваться за свое поведение — и цена оказалась высока.
Со смесью ярости, досады и горя она смотрела, как стражники закрыли ее комнату. Похоже, решимость Гвинет ничуть не уступала ее собственной. Против воли ощутив какое-то незнакомое уважение к матери, Финн уселась и принялась ковырять свой скудный завтрак, строя и отбрасывая один план за другим.
Без прочной веревки и снаряжения Финн не хотелось предпринимать опасный спуск из окна. Она была как никогда исполнена решимости не извиняться за то, что ударила Брангин, но ей очень хотелось посмотреть на такую редкость, как представление циркачей. В караване было шесть фургонов, что говорило о большом составе труппы. Вне всякого сомнения, они будут петь и танцевать, жонглировать и демонстрировать всякие трюки, а может быть, даже покажут медведя, как Финн однажды видела в Лукерсирее. Кроме того, циркачи должны были привезти новости, по которым Финн просто изголодалась. Она могла бы попробовать хитростью сбежать из комнаты, но это лишь рассердило бы ее мать, и ее снова заперли бы в комнате, как только нашли — да и как она смогла бы посмотреть на циркачей и послушать их рассказы о столице и стране, если за ней будут гоняться по всему замку? Хотя, конечно, если ее никто не увидит…
Финн кое-как протянула весь длинный унылый день, дожидаясь, когда Райна принесет ей обед. Наконец солнце скрылось за горами, и ряды высоких сосен один за другим погрузились в темноту. Финн распахнула окно, и в комнату ворвался вечерний ветер, взметнув занавески и перелистнув страницы книг, разбросанных на столе. Она привязала к ножке стола веревку и выбросила другой конец в окно, потом вытащила крошечный шелковый пакетик, который всегда носила с собой в кармане. Финн встряхнула его, и в руках у нее оказался длинный черный плащ, в который она закуталась и накинула на голову капюшон. Ткань тихонько затрещала и заискрила, и ее обдало мимолетным холодом. Гоблин мяукнула, и девочка наклонилась и взяла кошку, спрятав ее в глубокий карман плаща.
Наконец раздался скрежет открываемого засова и скрип ключа в замочной скважине. Она затаилась в темноте, стараясь дышать как можно тише. Дверь открылась, и в холодную темную комнату полился свет. Пышная фигура Райны с фонарем в руке четко вырисовалась в желтом прямоугольнике двери. Она нерешительно ступила внутрь с подносом в руках.
— Миледи? — позвала она. Не дождавшись ответа, она позвала еще раз. Услышав в голосе Райны тревожные нотки, в комнату вошли стражники. Один из них держал в руке лампу. Ветер тут же погасил пламя.
Пока Райна со стражниками обыскивали комнату, Финн бесшумно проскользнула в дверь и пошла по коридору. Пьянящая радость бурлила у нее в крови. Они хотели удержать Финн Кошку под замком, но я им всем показала, злорадно пело у нее в душе.
Торопливо спускаясь по черной лестнице, Финн услышала музыку и смех, доносившиеся из главного зала. Она беззвучно проскользнула в один из боковых коридоров, через заднюю дверь для слуг пробралась в зал и, спрятавшись за тяжелыми бархатными занавесями, выглянула в щелочку.
Вдоль трех стен огромного сводчатого зала тянулись длинные столы, за которыми сидели мужчины и женщины из замка, а перед ними были расставлены блюда с мясом, хлебом, жареными овощами и кружки с элем и пряным вином.
Гвинет сидела за высоким столом с племянницей, сыном, наиболее знатными дворянами и придворными дамами, а за двумя длинными боковыми столами устроились певец, арфист, сенешаль, сказитель, казначей, виночерпий и остальные придворные, рассаженные в соответствии с их титулами и положением. Позади знати стояли их личные слуги, все в ливреях своих хозяев и с выражением крайнего презрения на лицах. Когда кухонные служители внесли тяжелые подносы и сгрузили их содержимое на подсобный стол, все оруженосцы бросились вперед и принялись препираться из-за лучших кусков мяса и дичи, которые они подносили своим хозяевам или хозяйкам, преклонив колени.
Читать дальше