Мервин Пик - Замок Горменгаст

Ибо окно закрыл собой невесть откуда взявшийся сутулый молодой человек.

Даже не успев поразмышлять над тем, как какое-то человеческое существо смогло взобраться к ней в окно, расположенное в сотне метров над землей – не говоря уже о том, как можно было бы узнать, кто это, по темному силуэту, – девушка схватила большую расческу, лежавшую перед ней на столике, и стала размахивать ею перед собой, пытаясь, очевидно, таким образом отразить готовящееся нападение. В той ситуации, когда другие закричали бы или в испуге отпрянули, она приготовилась сражаться. А вдруг в окно залетел на крыльях, как у летучей мыши, какой-то монстр? Но в следующее мгновение, когда Фуксия уже готова была швырнуть в чудовище свою расческу, она узнала Щуквола.

Тот постучал костяшками пальцев по раме.

– Добрый день, мадам, – сказал Щуквол. – Можно вручить вам свою визитку?

И вручил Фуксии бумажку, на которой было написано:

«Его Адская Хитрость, Архиудачник Щуквол»

Даже еще не прочитав эти слова, девушка начала смеяться своим отрывистым, задыхающимся смехом – ее смех вызвал насмешливо-торжественный тон, которым Щуквол произнес приветствие «Добрый день, мадам». Боже, как восхитительно напыщенно это прозвучало!

Щуквол, умоляюще сложив руки и склонив набок голову, не двигался. Девушка жестом руки пригласила его спуститься в комнату – ничего другого ей не оставалось. Получив такое приглашение, Щуквол пришел в движение – словно нажали на кнопку какого-то механизма – и через мгновение уже отвязывал от пояса веревку. Затем бросил отвязанный конец в окно, где тот, раскачиваясь, повис. Фуксия, высунувшись из окна, посмотрела вверх и увидела всю веревку, которая тянулась вдоль стены все остающиеся до крыши семь этажей; там, на полуразрушенной крыше, веревка, очевидно, была привязана к какой-то башенке или трубе.

– Все готово к моему возвращению, – сказал Щуквол. – Замечательная вещь эта веревка. Значительно лучше лошади, мадам. Спускается по стене, мадам, стоит только попросить ее. И кормить ее не нужно.

– Можете не называть меня «мадам», – сказала Фуксия – пожалуй, излишне громко, чем несколько удивила Щуквола. – Ведь вы знаете, как меня зовут.

Щуквол, быстро проглотив, переварив и изгнав из себя раздражение – он никогда не тратил времени на то, чтобы копить в себе раздражение по поводу своих неудач и как-то внешне проявлять его, – сел на стул верхом и положил на спинку подбородок.

– Я всегда буду помнить, что к вам, госпожа Фуксия, следует обращаться по имени и делать это подобающим тоном.

Фуксия как-то неопределенно улыбнулась – она думала о чем-то другом.

– Вы отменно умеете лазать, – сказала она наконец. – Помните, однажды вы взобрались ко мне на чердак? Щуквол кивнул.

– И вы взобрались по стене библиотеки, когда она горела. Теперь кажется, что это было так давно!

– И я помню, если мне позволено будет это напомнить, как однажды в грозу я карабкался по камням, держа вас, госпожа Фуксия, в руках.

Казалось, весь воздух в комнате вдруг исчез – такая воцарилась в ней мертвенная, безвоздушная тишина. Щукволу показалось, что щеки Фуксии едва заметно зарделись.

Наконец он сказал:

– Госпожа Фуксия, я надеюсь, когда-нибудь вы согласитесь отправиться в экспедицию по крышам вашего огромного дома. Я бы хотел показать вам, что мне удалось найти на южной стороне. Там, где гранитные башни и купола поросли мхом столь обильно, что рука погружается в него по локоть.

– Да, – проговорила Фуксия – да…

Это бледное лицо с его резкими чертами отталкивало ее. Но жизненная сила этого человека и окружавший его ореол таинственности привлекали.

Девушка уже было собралась попросить его уйти, когда Щуквол вскочил на ноги – еще до того, как она успела открыть рот – и выпрыгнул в окно, не коснувшись ни рамы, ни подоконника; теперь он раскачивался на дергающейся веревке. И через мгновение уже карабкался вверх, подтягивая себя одной, потом другой рукой. Ему предстояло карабкаться высоко, к полуразрушенной крыше.

Когда Фуксия отошла от окна, она увидела, что на ее грубо сколоченном комоде лежит одинокий бутон розы.

Взбираясь по веревке вверх, Щуквол вспоминал, как после рождения Тита, семь лет тому назад окончилось его, Щуквола, рабское служение в кухне Потпуза и началось восхождение к крышам Горменгаста. Мускульные усилия, которые требовались от Щуквола, чтобы лезть вверх по веревке, заставляли его еще больше сутулиться. Но он был поразительно, чуть ли не сверхъестественно, ловок, он обладал не только большой умственной силой, но и физической выносливостью и смелостью. Его проницательные, близко посаженные глаза впивались взглядом в то место, где была привязана его веревка – казалось, оно было высшей точкой его устремлений.