Дмитрий Вернидуб - Корона Лесной феи

— А откуда они знают, для чего служит дверь?

— Я видел, как угробаны тащили какой-то тюк — наверное, пленного. Закатали бедолагу и к хану несут, морской еж ему в глотку. От «языка» могли правды добиться.

— Скорее на восемнадцатый переход! — Виндибур встал, дожевывая и допивая обед. — Питти, потом дожуешь. Отправляемся. Спасибо Брю!

Только друзья вышли из таверны, на дороге показался отряд пограничников, возглавляемых Рыжим Эрлом. Они направлялись к ближайшему волшебному входу.

— Что-то маловато вас, — сказал Олли, поровнявшись с Эрлом.

— Брю говорил, что угробанов всего около тридцати.

— Больше я не видел, — поддакнул паромщик.

По расчетам, морки должны были появиться в районе восемнадцатого перехода через пару часов.

Пограничники скорее услышали, чем увидели морков.

Два десятка угробанов тащили здоровенную хрустальную дверь. Еще десяток был на подмене. Огромноносый вожак подбадривал бегущих, монотонно выкаркивая команды.

Рыжий Эрл глядел из-под руки на приближающегося врага.

— Морки еле прут ее. А вон и тюк, про который призрак говорил. Интересно, как они ее не потеряли, ведь дверь должна была пропасть…

Другой пограничник посмотрел на противоположный склон лощины.

— Адмирал знак подает. Они готовы.

— Ну что ж, тогда как поравняются с нами, атакуем.

Но в этот момент дверь, сверкнув внутренним светом, испарилась. Угробаны застыли в недоумении, озираясь по сторонам, а их вожак в гневе затопал ногами и, извергая ругательства, стал пихать ногами тюк. Внутри кто-то попискивал.

— Ну все, даю сигнал, а то этот тыквоносый его убьет, — сказал Эрл и поднял вверх меч. Закаленная гномьими мастерами сталь блеснула на солнце.

Один из озиравшихся угробанов заметил вспышку на склоне и вскрикнул. В это время прогремел выстрел, потом второй. Вожак с дырою в башке рухнул на землю. Морки, взвыв, обернулись и повыхватывали кривые мечи. Из-за камней противоположного склона на них с криком «Чертополох!» выскочило четыре десятка «морских псов». Впереди, размахивая абордажными саблями, бежали два невысоклика, один в шляпе с перьями, а другой в золоченой кирасе и алом плаще за спиной.

Не успели угробаны, ошарашенные гибелью предводителя, опомниться, как им в спину ударили пограничники. Морки заметались, пытаясь разделиться, но без вожака у них ничего не получилось. Вскоре почти все были убиты. Только последние пятеро остервенело набросились на Репейника, горя желанием расквитаться за «тыквоносого» и тем самым вернуть свои черные души.

Неуязвимый маленький адмирал рубился как лев. Если бы не волшебный медальон, то Пита давно покрошили в капусту, а так морки, ничего не понимая, падали один за другим.

Когда все было кончено, кожанная куртка Репейника напоминала решето с бахромой. При этом сам Пит не получил ни одной царапины, только кучу мелких синяков.

— Я уже к ним привыкать стал, — посетовал он. — А куртку уже третью меняю — даже запасную ношу с собой, на всякий случай.

— Усмариловую? — поинтересовался Олли.

— Обижаешь, — гордо ответил Пит, — натуральную.

Виндибур что-то хотел сказать, но не успел.

Воздух вздрогнул. В ту же секунду адмирал Эль-Бурегасского флота, словно крокетный мяч, отлетел примерно туда же, откуда начинал атаку. В том месте, где он находился, прямо перед носом Олли возникла дверь. Она стояла так близко, что лицо ощущало прохладу хрустальной поверхности.

«Фу ты, как я мог про нее забыть!» — подумал невысоклик, осторожно поворачивая голову влево и боясь увидеть что-нибудь страшное.

Но ничего особенного, кроме ног, торчащих из щели между камнями, он не увидел. Сначала дернулась одна нога, потом шевельнулась вторая. Потом раздался крик. Питти никак не мог вылезти из трещины. Он застрял, как застревает топор в колоде.

— Вытащите меня! — орал Репейник, дрыгая ногами.

Виндибур что есть сил потянул Пита на себя. Тот застрял так крепко, что не мог даже повернуться. Тогда на выручку подоспели хойбы. Вчетвером гораздо лучше выдергивать адмиралов из каменных трещин. Репейник с хрустом и скрежетом был освобожден. Кожаная куртка теперь и вовсе напоминала разворошенное воронье гнездо, причем один из рукавов остался в трещине.

Первое, что сказал по поводу произошедшего Пит, было старое невысокликовское ругательство. Звучало оно примерно так: «Пропади пропадом пропальная пропажа на тысячу лет». Затем капитан «Чертополоха» ощупал свою голову и глубокомысленно изрек: