Флейм Корвин - Вор и убийца

Карета кардинала уехала. Наши немногочисленные пожитки, свернутые в тугие тюки, уже на лошадях. Фосс прощался с Кампо, я кутался в походный плащ. Наш путь начинается этой ночью. Очень неблагоразумно оставаться в одном трактире с Даманом, тем паче после моего визита в его номер.

Маски еще сидели на первом этаже трактира. Я, глядя в окно на генерал-губернатора Загорья, похлопывал по карману с его бумагами. Это отвлекало от тяжелых раздумий, в которых тонул после клятвы и разговора с арнийским кардиналом. Проклятый пепел! Запустение!

Наконец, мы оказались в седлах. Фосс уверенно направил своего жеребца во тьму за забором, я последовал за ним. У ворот согнулась чья-то фигура.

Когда подъехали ближе, меня прошиб холодный пот. Та самая слепая эльфика! Она словно прозрела, её лицо было направлено прямо в мою сторону. Перворожденная как будто силилась что-то разглядеть, она безмолвствовала.

А я вдруг понял, я вдруг вспомнил. Я использовал магию в 'Гусе и окороке'. Я был необычайно взволнован и, видимо, утратил контроль над собой. Я обратился к магии, когда вскрывал сундук в номере Дамана, и, когда подслушивал разговор масок. Я воровал и шпионил!

Но почему эльфийка молчала?

Копыта лошадей застучали по мостику из серых досок. Канава со сточными водами под деревянным настилом, обозначавшая границу города, осталась позади. Норич больше походил на большую деревню, причем самую грязную из тех, что когда-либо попадались мне раньше.

— Что верно, то верно, — согласился с моими суждениями Фосс и хлестнул плетью по скрюченной руке нищенки, что потянулась к его жеребцу.

Даже в дне пути от Ревентоля бродяги попадались часто, а мы в дороге уже неделю, и нищие превратились в привычную частью пейзажа. В окрестностях Норича, главного города самого удаленного от столицы графства, сновали целые стаи нищих. Несмотря на суровость законов.

Монаршие эдикты запрещали бродягам топтать городскую пыль и шататься по королевским трактам. Нарушители отлавливались драгунами. Те, кто попадались властям впервые, лишались уха, второй — другого уха. На третий раз палач вырывал ноздри. Если горькая судьба снова сводила с шерифом, бедолага отправлялся на виселицу.

Правда, чем больше виселиц возводилось, тем бродяги становились многочисленнее, и сейчас я озаботился тем, чтобы не подпустить к нашим лошадям других оборванцев. В нескольких шагах от городских стражников, которые лениво переминались по ту сторону мостика, можно не опасаться за свою жизнь. Но только не за кошелки!

Фосс свирепо рыкнул и снова огрел по тощей руке, а я с демонстративной ленцой обнажил шпагу. Это, в конце концов, подействовало, и нас оставили в покое. Пришпорив коней, два всадника покинули Норич.

Через три малые лиги нищих на тракте поубавилось, но безносые и безухие среди них теперь встречались гораздо чаще. Двум вооруженным до зубов дворянам не стоило опасаться их. Мы и не опасались, как и они нас. Бродяги дрожали только перед красными мундирами драгун.

Я зябко поежился. Здесь у подножия гор верховое путешествие не самое удобное времяпрепровождением. Темные — теперь лишнее внимание ни к чему — шерстяные камзолы мелкопоместной знати и тяжелые, подбитые мехом плащи, как оказалось, плохо защищали от холода. Все из-за слишком частых дождей. Слишком частых для любого другого угла Большого Орнора, но не для самого северного арнийского графства по эту сторону Долгого Хребта. Я лишь уповал на скорое окончание нашей поездки. По словам Оливера, замок, куда мы держим путь, в двух часах езды.

Фосс только что закончил с очередным актом моего посвящения в дебри ревентолькой политики. Слушал его я не слишком старательно, пропуская основную часть повествования мимо ушей, и вникал только в главное. Молодой король и новый кардинал являлись гораздо большими союзниками, чем демонстрировали на публике, и их внешний разлад был частью многоходовой игры. Не скажу, что эти рассказы утомляли, ведь в дороге заняться нечем. но, когда бывший наемник сменил тему разговора, я почему-то обрадовался.

— Почти добрались, — сказал он.

Мы свернули с большого такта на проселочную дорогу. По обоим сторонам тянулась дикая роща. Половина деревьев сбросила листву, серые мокрые стволы с голыми ветками навевали тоску. Через несколько дней уже ноябрь.

Фосс резко дернул поводья. Недалеко прогремел одинокий выстрел.

— Ты слышал?

Оливер кивнул и вытащил из седельной сумки один из своих четырех пистолей.